Стягъ

Switch to desktop Register Login

20 Нояб

1814 - год триумфа русского оружия


Некогда был славный год России, когда она потрясла мир величием всенародного воинского подвига и самопожертвования, очистив свои пределы от вторгшихся армад Великой армии императора Наполеона - самой многочисленной военной силы, которую только знала к XIX в. мировая военная история. То был грозный 1812-й.
На пути русской воинской славы ему последовал 1813-й, когда победоносные войска Русской императорской армии шагнули за рубежи своей спасенной родины, чтобы благородно принести народам Европы свободу от наполеоновского владычества. Тогда наших воинов-освободителей приветствовал ликующий Берлин, и русские казаки не в первый и не в последний раз поили своих коней в Шпрее (но в первый - как добрые гости берлинцев!); тогда поднималась с колен Австрия, чтобы вновь бросить вызов властелину Европы и отомстить за все свои поражения. Тогда в первую очередь тщанием Императора Всероссийского Александра I была возрождена антинаполеоновская коалиция - Россия, Австрия, Пруссия, Великобритания и Швеция - возрождена, чтобы взять Наполеона за горло!
Но год 1814-й был для русского оружия поистине триумфальным. В этот год именно нашим трехгранным штыком Наполеону был нанесен смертельный удар в самое сердце его самопровозглашенной империи - в Париж. Французский император еще пытался после этого подняться и продолжить борьбу, но былой силы ему уже не было суждено достигнуть даже отдаленно. Он навсегда растерял ее на заснеженных русских просторах в 1812 г., растратил ее последние остатки в боях и походах кампании 1813-14 гг., завершенной блистательным и эффектным взятием Парижа русскими войсками. Это произошло 19-20 марта 1813 г.
…К началу кампании 1814 г. у Наполеона уже не было Европы: окрыленные геройским примером России, ее народы один за другим восставали против власти узурпатора и присоединялись к коалиции. У Наполеона уже не оставалось его прежней Великой армии: ее несокрушимые батальоны и стальные эскадроны спали вечным сном под снегами России и на равнинах под Лейпцигом, где Наполеон 4-7-го октября 1813 г. проиграл коалиционной армии (благодаря блестящей стойкости русских войск и пруссаков) свое самое крупное сражение - знаменитую "Битву народов". Однако у него все еще оставалась Франция. Преследуя отступающего Наполеона, русско-австро-прусские войска вторглись в ее пределы, и для большинства французов (за исключением составлявших меньшинство роялистов) они были захватчиками. И гордые галлы были готовы простить своему императору почти два десятилетия изнурительных войн, унесших сотни тысяч лучших молодых мужчин страны, чтобы вновь собраться под его знамена для защиты своего отечества. В их сердцах - после стольких лет тирании Наполеона - был еще жив пламень патриотизма, разожженный Великой французской революцией. А Наполеон все еще оставался Наполеоном - гениальным стратегом, отличным тактиком, превосходным военным администратором своего времени. И ему было уже нечего терять! Приближенным императора казалось, что сейчас, на закате его славы, в этом усталом обрюзгшем человеке вновь возродился чудесным образом молодой, полный энергии и дерзких планов генерал Бонапарт Италийской кампании. Воспользовавшись краткой передышкой в боевых действиях, когда войска союзников (русские, австрийцы, немцы) отошли перед броском во Францию на зимние квартиры, он сумел создать фактически с нуля новую 80-тысячную армию. В ход пошли остатки разбитых частей, поодиночке выбирающиеся из Германии французские гарнизоны, но главное - последние конскрипты (новобранцы) Франции, безусые 16-17-летние мальчишки, прозванные своими старшими товарищами "мариями-луизами" (так звали супругу Наполеона, австрийскую принцессу).
Кампанию 1813 г. Наполеон начал с неожиданной энергией. Имея против себя две полнокровные армии коалиции (всего до 300 тыс. активных бойцов, в т. ч. более половины - русских войск), он со своей импровизированной армией стремительно маневрировал по восточным департаментам Франции от Реймса до верховий р. Сены, навязывая неприятелю сражения там и тогда, где имел шансы на успех, и нередко одерживая впечатляющие победы. Причина проста - величайшему военному гению, мобилизовавшему для последней схватки все свои интеллектуальные и организаторские способности, противостояли во главе союзных войск неплохие, но совершенно обыкновенные генералы: австриец Шварценберг, пруссак Блюхер. Подобная же ситуация сложилась и в русской армии - после кончины прославленного фельдмаршала 1812 г. М. И. Кутузова, по воспоминаниям современника, в наших войсках "генералов было много, главнокомандующего - ни одного". Более-менее котировался в сравнении с Наполеоном только Барклай-де-Толли, однако ему самому случалось не раз признаваться: "Мне получалось бить маршалов Бонапарта, но не его самого". Войска - ветераны Бородино, Березины и Лейпцига - были превосходные, природные боевые качества русского солдата были помножены у них на немалый боевой опыт и высокий боевой дух. За два года война стала для этих рязанских, смоленских, уральских, черниговских парней привычным ремеслом - и они творили его с присущей великорусскому крестьянину обстоятельностью (иные просто не выживали в беспощадных сражениях!). Но катастрофически не хватало вождя, способного противопоставить Наполеону равный военный талант и дерзость помыслов. Волей судеб человеком, перечеркнувшим судьбу Наполеона, суждено было стать самому российскому императору Александру I, с 1813 г. неотлучно находившемуся при действующей армии.
Государь Александр Павлович, прозорливый политик и хитрый, изворотливый дипломат (сам Наполеон, не раз переигранный русским царем в большой европейской игре, называл последнего "коварным византийцем"), не был по своему складу военным человеком. Он, несомненно, любил свою армию (и отзывчивая душа русского солдата платила ему взаимностью!), любил импозантно покрасоваться на параде верхом на прекрасном коне, в блестящем генеральском мундире, умел и бесстрашно выехать на поле боя под неприятельские пули, чтобы принять рапорт командира полки или дивизии… Но при всем этом государь был скорее профессиональным политиком, нежели командующим. Именно широта геополитического мышления главы государства помогла Александру в марте 1813 г. подняться над шаблонным военным доктринерством и принять судьбоносное для истории всей наполеоновской эпохи смелое тактическое решение. Ситуация на восточнофранцузском театре войны более всего напоминала в те дни мерное покачивание весов или амплитуды маятника. Действуя в верховьях Сены, Наполеон преследовал корпус Блюхера, в то время как его самого без особого "загонял" со своей численно превосходящей русско-австрийской армией Шварценберг. Париж находился в непосредственной близости к району боевых действий, и французский полководец сознавал опасность своей столице. Однако, справедливо полагая, что лучше оборонять его на дальних подступах, нежели привести войну под стены столь дорогого французам города, Наполеон прикрывал Париж маневренной обороной. Непосредственно для защиты города им были выделены корпуса маршалов Мармона и Мортье (23 тыс. чел., 84 орудия), форсированным маршем двигавшиеся в тот момент к столице.
12-го марта в штаб-квартире Русской армии в Сюммпюи состоялся военный совет, на котором Александр изложил перед командованием свой план, представлявшийся для педантичного военного искусства XIX в. изрядно авантюрным и оригинальным. Воспользовавшись удалением главных сил Наполеона от Парижа на несколько дней пути и их вовлеченностью в боевые действия с Блюхером и Шварценбергом, Государь предложил немедленно повернуть главные силы русской армии на Париж и захватить его до подхода французской армии. В пользу решающего значения падения Парижа для исхода войны он выдвинул следующие аргументы:
- захват столицы Франции будет иметь огромное политическое и психологическое значение;
- французы, для которых этот город всегда являлся символом родины, воспримут весть о его падении как национальную катастрофу и их боевой дух будет сломлен;
- будет подорван военный и государственный авторитет Наполеона, "проспавшего" Париж в погоне за частными успехами;
- как результат всего этого активизируются сторонники мира, в том числе и среди окружения Наполеона, которые будут оказывать на него давление, принуждая прекратить проигранную войну;
- и, наконец, если русские войска не возьмут Париж немедленно, это могут догадаться сделать австрийцы, и тогда вся слава победителей Франции незаслуженно достанется им.
Присутствовавший на совете Барклай, вероятно, с невольной ностальгией вспомнил еще одну подобную "безумную идею" царя Александра, которую воплотил в 1809 г., поведя русские полки по льду замерзшего Ботнического залива на Стокгольм - и поставил на колени Швецию. Во всяком случае он горячо поддержал план Государя - а среди генералитета Русской армии после Бородино "железный Барклай, переупрямивший смерть" был безусловным авторитетом. План был одобрен и представлен австрийскому командующему Шварценбергу, в состав армии которого организационно входили русские войска. Однако пока медлительный австриец взвешивал все "за" и "против", Александр уже лично выступил на Париж во главе русской армии, и австрийцам пришлось догонять. Сдерживать Наполеона, демонстрируя присутствие русско-австрийских войск против его главных сил, был оставлен 10-тысячный корпус ген. Винцингероде - в основном легкие силы - наши казаки и егеря, венгерские гусары и хорватские стрелки Австрийской армии.
Александр торопил своих генералов: он понимал, что долго вводить Наполеона в заблуждение не удастся, и он бросится преследовать союзников и спасать Париж. Русская кавалерия (лучшая в коалиции!) мчалась в авангарде, и с ней - Государь со своей свитой, не отстававший от линейных эскадронов, словно простой драгунский ротмистр. Во французских деревнях, в панике брошенных бежавшим населением (наполеоновская пропаганда представляла русских безжалостными дикими азиатами, не щадящими даже детей), казаки и гусары из ведер поили своих лошадей молодым вином (урожай в прошлом году порадовал французов тяжелыми гроздьями), чтобы поддержать их тающие в бешеной скачке силы. Уже 13-го марта при городке Фер-Шампенуаз передовые русские эскадроны кавалерийского корпуса графа Палена настигли французские части маршалов Мармона и Мортье, спокойно двигавшиеся к Парижу по приказу Наполеона.
Французы были изумлены внезапному появлению русской конницы, однако за спиной у них была столица, и они попытались прямо с марша развернуться в оборонительное каре. Будь у маршалов испытанные солдаты Франции, кто знает, быть может они и устояли бы; но в корпусах Мармона и Мортье большинство составляли юные и неопытные "марии-луизы"… Крестьянские поля Фер-Шампенуаза стали для русской кавалерии самой славной победой XIX в.! Закованные в стальные кирасы громадные усачи-кирасиры и конногвардейцы, верхом на мощных вороных скакунах, наверное, казались молодым французским солдатикам сказочными великанами, когда вламывались в их каре, в свист пластая их тяжелыми прямыми палашами. Лихие казаки и яркие гусары, стремительно врезавшиеся с флангов, рождали образы мифических кентавров. В разгар боя подоспела русская конная артиллерия, и ударила по еще державшимся французским каре картечью - в упор… После этого бой был кончен - начались упоительные для кавалерии преследование и рубка бегущих. Пожалев несчастных французов, император Александр сам вынужден был выехать на поле (где еще вовсю свистели пули!) и остановить расправу своей кавалерии над побежденными. Итог дня был совершенно фантастическим для военного искусства того времени, когда считалось, что коннице никогда не сломить построившуюся в каре пехоту. 12 тыс. русской кавалерии при поддержке 60 конных орудий наголову разбили 23 тыс. французской пехоты с 84 орудиями. Изрублено и расстреляно от 3 до 6 тыс. французов: изуродованные трупы никто не считал, цифру вывели потом на основании донесений французских офицеров. Захвачено 75 орудий неприятеля - почти вся артиллерия маршалов. В плен русским сдалось более 9 тыс. чел. - в основном потрясенных своим первым боем новобранцев, у которых тотчас появился шанс убедиться, как безжалостный кентавр после боя превращается в доброго товарища. Похвалив за храбрость, перевязав раны и накормив из русских котлов, французских пареньков отпустили по домам. Наши потери при Фер-Шампенуазе - 400 убитых и до 1 500 раненых.
После этого блестящего дела форсированный марш на Париж продолжался, однако темп несколько снизился: растратив силы в бешеных атаках, русская конница нуждалась в отдыхе, а австрийская двигалась в авангарде гораздо медленнее. Общий темп марша стал пехотным - однако это уже не могло изменить общего исхода. На исходе дня 18-го марта 170 тыс. союзных войск стояли под стенами Парижа, любуясь в закатных лучах солнца живописными холмами Монмартра и далекими шпилями собора Парижской Богоматери.
Однако столица Франции не собиралась сдаваться без боя. Добравшись до Парижа с остатками своих войск, маршалы Мармон и Мортье попытались организовать оборону. Батареи на Монмартре (не только знаменитом жилище парижских художников и поэтов, но и передовом бастионе города) ощетинились стволами 154-х орудий; отряды национальной гвардии, волонтеров и даже вооруженных студентов занимали оборонительные позиции плечом к плечу с молодыми солдатами, резко повзрослевшими после Фер-Шампенуаза. 19-го марта 1814 г. крыши парижских предместий утопали в пороховом дыму. Русские и австрийские колонны при поддержке батального огня полевой артиллерии шли на штурм укреплений Монмартра. Забаррикадировавшись в домах, жители Парижа с содроганием слушали долетавшее с поля сражения ужасное "ура" "диких азиатов", которых на официальных плакатах изображали не иначе, как заросшими шерстью чудищами с кинжалами в зубах и окровавленными ручищами. Вечером все было кончено. Храбрые, но неумелые защитники Парижа в беспорядке отступали, оставив в руках победителей Монмартрские высоты (на которые первыми ворвались русские гренадеры Барклая), более тысячи пленных и 126 орудий. "Кровавые" потери сторон в тот день были велики: 4 тыс. у французов и 8 400 чел. - у союзников). На закате раненый маршалл Мармон прибыл в ставку наблюдавшего за штурмом императора Александра I и вручил ему ключи от города со словами: "Сир, умоляю вас пощадить Париж!" Париж сдавался без условий…
А на следующее утро в город вступили "орды свирепых азиатов". Поначалу попрятавшиеся, любопытные от природы парижане постепенно начали выбираться на улицу, чтобы поглядеть, как печатают шаг вышколенные пехотные батальоны, как рассыпается дробью копыт по мостовой легкая конница и идет с идеальным равнением и лязгом кирас тяжелая. Офицеры были гладко выбриты и сносно изъяснялись по-французски, охотно успокаивая горожан: "Медам и месье, русская армия пришла освободить вас от тирании узурпатора Наполеона! Мы не причиним вам зла и не тронем вашего имущества! Русские солдаты платят за все наличными!" Ветреным парижанкам особенно нравились пышные чубы и лихо закрученные усищи щеголеватых донских казаков, вставших шумным лагерем не Елисейских полях. А знаменитый атаман граф Матвей Иваныч Платов по-свойски предупреждал станичников не злоупотреблять расположением местных красоток: "Обывателям города Парижу никакой обиды не чинить, наипаче не обижать ихних мадамов и мамзель, кроме если по взаимному согласию… Помнить, что мы присяжные казаки русского императора, войско благородное и цибулизованное" - сохранена подлинная орфография приказа Платова. Между победителями и побежденными вскоре установились вполне дружеские отношения, особенно после того, как наши солдаты (дикие азиаты) решительно пресекли все попытки австрийцев (европейцев) грабить местное население. И вскоре русские часовые, по извечной привычке начавшие отлынивать от службы, как только закончилась война, спокойно удирали с постов выпить и перекусить в ближайший кабачок, торопя парижского гарсона: "Быстро, малый, быстро, пока поручика нелегкая не принесла! Быстро!" С тех пор заведения быстрого обслуживания называются по всему миру русским словом "Бистро".
А война после этого закончилась тоже быстро, как и предрекал император Александр, планируя рейд на Париж. Наполеон узнал о выступлении русских и австрийцев на его столицу только 14-го марта; на несколько дней задержал его героический отвлекающий отряд Винцингероде, сражавшийся до тех пор, пока не был полностью разбит. Затем французская армия все-таки устремилась на выручку своей столице, но в день штурма Монмартра дошла только до Фонтенбло. Там Наполеона и застало известие о вступлении Александра I в Париж. В отчаянии он пытался отдать приказ немедленно наступать на столицу, однако его неполные 40 тыс. солдат не имели бы в таком случае ни единого шанса против русских и австрийцев. Опытные маршалы Наполеона понимали это, и, потребовали от него капитуляции: "Франция устала от войн, сир! Хватит крови!" Оставленный соратниками, император Франции впал в депрессию и 30-го марта подписал отречение.
Европа, истомленная непрерывными войнами наполеоновской эпохи, вздохнула с облегчением, наслаждаясь долгожданным миром. Не следует забывать, что этот мир принесла ей Россия, оплатив его страшной ценой крови своих лучших сынов. Однако Европа предпочла помнить другое: Россия, победительница Наполеона, обладавшая самой многочисленной и самой боеспособной сухопутной армией своего времени, высилась среди других европейских государств подобно несокрушимой скале, отбрасывая на них тень своего влияния. Именно это обстоятельство стало определяющим для нескольких последующих десятилетий мировой истории.
Оцените материал
(0 голосов)