Стягъ

Switch to desktop Register Login

31 Март

Школьная молодежь помогала сражающейся Родине в Первую Мировую войну 1914-1917 г.

Устойчивый научный интерес к участию России в Первой мировой войне объясняется стремлением и глубже познать эволюцию общественных настроений, существенно повлиявших на исход войны и судьбу императорской зласти, и понять специфику патриотизма участников последующего противостояния, уже внутреннего, в Гражданской войне,
точнее, двух сторон — «красной» и «белой». Исследуя эту проблему, автор данной статьи сосредоточил свое внимание на восприятии войны юношами России, существенно дополняя уже опубликованные труды по этой непростой исторической теме.



Патриотизм как присутствующее в на­роде чувство любви к своему Отечеству, его истории и культуре значительно уси­ливается и приобретает особую эмоциональную окраску во времена испытываемых страной внешних и внутренних потрясений. Не явилась исключением в этом отношении и Первая миро­вая война 1914—1918 гг. Обнародование высо­чайшего манифеста о ее начале вызвало среди школьной молодежи подъем патриотических на­строений. Война расценивалась молодыми людь­ми как продолжение традиционной помощи православным балканским народам, ставшим жертвами австро-германской агрессии. Это в полной мере соответствовало мнению подавляю­щего большинства русского общества, видевше­го в такой помощи не только исполнение обще­славянского долга, но и защиту православия от наступления протестантизма и католицизма. Зримым выражением патриотических чувств явились состоявшиеся во многих губернских го­родах демонстрации, в которых приняли уча­стие гимназисты и реалисты старших классов. В столице гимназисты и гимназистки до хрипоты кричали «Живио!» у сербского посольства и вместе с другими манифестантами восторженно приветствовали появление императорской четы на балконе Зимнего дворца. Причем в отличие от бурных событий 1905 года школьное началь­ство и учителя с пониманием отнеслись к столь явному нарушению правил для учащихся.
В учебных заведениях в ту пору царило ра­достное предчувствие скорых и блестящих побед русской армии, в немалой степени подобные ожидания поддерживали газетные публикации о вылазках фронтовых разведчиков и успешных казачьих атаках. Б восприятии учащимися бое­вых действий преобладали юношеский роман­тизм и мечтательность. Один из писателей отра­зил эти настроения так: «Гимназистки сходили с ума, мечтая о косынках милосердных сестер; гим­назисты готовились добровольцами на фронт. [...] Война издали казалась завлекательным зре­лищем: с красавцами генералами на белых и воро­ных конях, с живописными клубами порохового дыма». Резко возрос интерес юношества к книгам по военной истории, чтение и обсуждение фрон­товых сводок стали частью ученической жизни.
Повышенная эмоциональность и увлече­ние героикой войны обусловили стремление попасть на фронт, в первую очередь среди подростков. Побеги на фронт стали распространен­ным явлением, о них постоянно сообщали столич­ные и провинциальные газеты. Отложившиеся в ар­хивах донесения директоров учебных заведений свидетельствуют, что чаще всего таких несостояв­шихся воинов задерживали уже на ближайших же­лезнодорожных станциях. Возвращенные в семьи, они безыскусно объясняли свои поступки желанием «ходить в разведки» и «разносить патроны», подра­жая персонажам фронтовых корреспонденции.
Иначе, в основном, поступали учащиеся старших классов — молодые люди 17—19 лет. Одни предпочитали разрешенную родителями и учебным начальством запись в действующую армию, т.е. «добровольчество», другие же от­стаивали возможность ускоренного поступле­ния в юнкерские училища. Реализации таких планов способствовала ситуация на фронтах: осенью 1914 года кадровые потери русской ар­мии в Восточной Пруссии и Галиции, в Варшавско-Ивангородской операции оказались настолько велики, что пресса среди источни­ков пополнения «выбитого офицерского соста­ва» называла выпускников средних учебных за­ведений, сдавших выпускные экзамены «не поздней весной, а в рождественские вакации». Множественные обращения учащихся Влади­мира, Москвы, Перми, Петрограда, Саратова, Томска, Ярославля, Коломны, Сергиева Посада и других городов, поддержанные попечителя­ми учебных округов и общественным мнением, возымели действие: Министерство просвеще­ния и Святейший Синод разрешили организа­цию досрочных испытаний. Свой шаг навстре­чу стремлениям молодежи сделало и военное ведомство. Так, в Виленское военное училище с 1915 года принимались без экзаменов юноши, окончившие 6 классов средних учебных заведе­ний или 2 класса духовной семинарии.
О распространенности движения можно су­дить по ряду типичных примеров. В Саратов­ском техническом училище добровольцами по­желали стать целые классы. В Вифанской ду­ховной семинарии (Сергиев Посад Московской губернии) 12 воспитанников обратились в Си­нод с просьбой разрешить держать выпускные экзамены в декабре 1914 года, «чтобы немед­ленно вступить в ряды армии». Пятеро воспи­танников Оренбургской духовной семинарии оставили учебу после окончания 2-го класса для поступления в военное училище. В Коло­менской гимназии, как следует из донесения директора, с октября 1914 по май 1915 года де­сять старшеклассников поступили в военные училища, а трое стали добровольцами.
Добровольцы-старшеклассники и подростки, которым, несмотря на препятствия, удавалось попасть на фронт, обычно зачислялись во вспо­могательные подразделения, но известны мно­гочисленные факты их участия и в военных действиях. Например, гимназист 6-го класса Шавельской гимназии В. Найденов, будучи са­нитаром, был ранен, подбирая под орудийным огнем и вывозя на телегах других раненых. Ко­ломенский гимназист А. Пробатов получил контузию, поддерживая сообщение между подразделениями, за что удостоился боевой награды. Показали себя храбрыми разведчика­ми А. Боравский — ученик Виленского хими­ко-технического училища, В. Соболев — гим­назист Радомской гимназии, В. Макаров - гимназист Пермской гимназии и другие". Геро­изм учащихся-воинов благодаря газетным и журнальным публикациям становился общеиз­вестным, что, в свою очередь, стимулировало патриотический порыв молодежи.
Болезни, увечья и смерть не обходили сторо­ной, как и всех, юношей-добровольцев, хотя взрослые воины по возможности пытались их уберечь. Отражая общественное беспокойство о судьбах молодого поколения, журнал «Гимна­зист» спрашивал своих читателей: «Должны ли мы помочь Родине... личным участием на поле брани, или для этого мы еще слабы, и не прине­сем ли мы больше пользы... на местах тем или иным посильным для нас трудом?». И здесь же давался ответ: «Кругом столько лазаретов, пита­тельных и санитарных пунктов, так часты кру­жечные и другие сборы... и ваша помощь, со­чувствие и поддержка здесь для вас нравствен­ны и обязательны». Та же мысль высказывалась в предназначенном для педагогов «Вестнике воспитания»: «Нельзя всем сражаться», а мир­ная работа в тылу «бесконечно разнообразна». Для учащихся первым и наиболее доступным способом поддержки воевавшей России стала «помощь раненым и увечным». Она стихийно возникла уже осенью 1914 года в связи с созда­нием в тыловых городах перевязочных отрядов, лазаретов и госпиталей, большинство из кото­рых находились в зданиях средних учебных за­ведений. Масштабы использования школ для нужд военного ведомства отражены в перепис­ке Министерства просвещения с попечителями учебных округов. Для иллюстрации приведем некоторые сведения из донесений с мест: в шко­лах Петербургского учебного округа в первые месяцы войны были размещены военные лечеб­ные учреждения на 7300; в гимназиях Москвы — на 2115; в учебных заведениях Смоленска — на 1126 мест. Поэтому повседневным стало дежур­ство юношей на станциях для встречи санитар­ных поездов и доставки раненых; гимназистки помогали ухаживать за выздоравливающими, а семинаристы проводили в лазаретах учебные занятия с неграмотными и устраивали для сол­дат религиозно-нравственные и историко-патриотические чтения.
В школах постоянно собирались пожертвова­ния для «раненых и увечных», а также в пользу пострадавших от боевых действий сербов и черногорцев; учащиеся младших и средних классов занимались на улицах аналогичными «кружечными сборами». Крупные денежные поступления обнародовались прессой: Союз городов сообщил о взносе 114 рублей от учени­ков Московской гимназии Шелапутина, а Мос­ковская городская управа — о поступлении 465 руб. 49 коп. от 1-й Московсг<юй гимназии, «Там­бовский листок» — о сборе в шести учебных за­ведениях 1242 руб. 31 коп.
Популярность в школах приобрели уроки строевой подготовки с овладени­ем ружейными приемами — одиночные и шереножные учения, взводные и ротные пе­рестроения, фехтование на ружьях как «приго­товление к исполнению воинского долга». В целом в молодежной среде распространилось стремление к физическому здоровью, и пото­му получил высокую оценку спорт, искореня­ющий «недостатки человека, например, вя­лость, колебания, болезнь». Один из ученических журналов непосредственно увязал занятия спортом и патриотизм: «В такой момент, когда наша Родина переживает все ужасы войны за лучшее будущее народов, ей нужно много сильных, решительных и выносливых людей.; Так да здравствует разумный спорт!». Правда, организации полноценных физических уп­ражнений зачастую мешали отсутствие или теснота спортивных залов. Но преподава­тели гимнастики (обычно офицеры раскварти­рованных в городах воинских частей), проводя занятия на школьных площадках или в кори­дорах, придавали урокам «живой характер» и сами становились примером подражания для юношей. Распространение получили клубы «сокольской гимнастики» и союзы юных раз­ведчиков («скаутов»); в лагерях последних уча­щиеся занимались спортом, фехтованием, стрельбой, учились оказывать первую меди­цинскую помощь.
Широко распространенной формой помощи фронту стала организованная трудовая дея­тельность учащихся. Возникнув стихийно в первые месяцы войны, это движение в 1915 году получило одобрение императора и регламен­тировалось документами Министерства про­свещения. Было признано полезным и жела­тельным, чтобы молодежь «отдала часть своего рабочего времени на изготовление предметов снаряжения для армии»: циркуляр рекомендо­вал перечень таковых (рукоятки для пехотных и кавалерийских топоров, черенки для пехот­ных лопат и кирок, снарядные ящики, тран­шейные перископы) с указанием размеров и ис­ходных материалов. Для налаживания произ­водства гимназии, реальные и технические учи­лища использовали помощь земств и городских управ. Все работы производились за счет учеб­ных заведений и во внеурочное время, но это не вызывало возражений учащихся, которые гор­дились своим участием в изготовлении «пред­метов государственной обороны».
Помощь фронту оказывали и сельскохозяй­ственные ученические дружины, созданные в Архангельске, Воронеже, Ельце, Иркутске, Ко­строме, Нижнем Новгороде, Пензе, Раненнбурге, Рязани, Тамбове, Ярославле и других го­родах. Выезжая на длительное время в деревню (1—3 недели), дружинники помогали семьям воинов и запасных -- косили, убирали сено, пропалывали поля, ухаживали за животными, пилили дрова и пр. Своим усердием они пре­одолевали недоверие крестьян к городским «барчукам». В Костромской губернии «новых дружинников крестьяне разбирали напере­бой», а в Московской — «не удавалось удовле­творить все просьбы крестьян о выделении по­мощников». Эта деятельность наряду с воспи­тательной имела и определенный экономиче­ский эффект, уменьшая вызванный мобилиза­циями дефицит рабочих рук в деревне.
Однако война со временем внесла в поведение учащихся и те черты, которые не могли не бес­покоить педагогов: национальную нетерпи­мость, излишнюю возбужденность, снижение интереса к учебе, необычную жестокость в играх младших школьников «в войну». Известны случаи, когда ученики требовали удаления учи­телей-немцев и прекращения преподавания не­мецкого языка. Неблагоприятные сводки с теат­ра военных действий, железнодорожные соста­вы с ранеными, гибель или увечье близких род­ственников, появление на улицах инвалидов — все это отвлекало от учебных занятий, вызывало повышенную тревожность и, как отмечали сов­ременники, «крайне нервировало» молодежь. Правда, в большей степени указанные переме­ны характерны для крупных городов. В провин­ции же если и отмечался «подъем патриотиче­ского духа», то без выраженного шовинизма, а взбудораженность первых месяцев войны посте­пенно сменилась успокоением.
Неудачи русской армии и зримые тяго­ты войны существенно сказались на на­строениях в обществе. В семьях учащих­ся обсуждались газетные публикации об ост­рых дискуссиях в Думе, передавались слухи о предательстве «верхов» и «распутинщине», вы­сказывались недовольства в связи с «министер­ской чехардой» и материальными трудностя­ми. Все эти будоражащие молодые умы разго­воры накладывались на собственные наблюде­ния за тревожными событиями на фронте и пе­ременами в повседневной жизни.
Гнетущее впечатление произвело отступле­ние русских войск в 1915 году. И дело не толь­ко в огромных потерях и оставлении больших территорий. Из западных губерний в центр России были эвакуированы русские учебные заведения, которые размещались на базе дейст­вующих средних школ. Рассказы эвакуирован­ных сверстников и беженцев о пережитом раз­рушали романтические представления о вой­не; тому же способствовали и картины страда­ний раненых в тыловых лазаретах, где в качест­ве помощников выступали старшеклассники.
Повсеместно педагоги отмечали среди моло­дежи падение интереса к учебе. В немалой сте­пени это было связано со снижением доходов семей школьников, вызванным в первую оче­редь ростом цен на продукты питания и жилье. Это ставило под сомнение продолжение обра­зования для детей из семей не только с низким, но и со средним достатком. Происходило нару­шение незыблемого, как казалось, учебного распорядка и воспитательного режима. Эваку­ационные мероприятия привели к скученно­сти учащихся, переполнению классов, заняти­ям в две смены и т.п. Нередки были случаи прекращения уроков и сокращения каникул из-за временного расположения в зданиях учебных заведений госпиталей, интендантских или штабных служб. Преподавание оставили призванные в армию учителя, не имевшие бро­ни, и далеко не всегда замена была полноцен­ной или вакантная должность вообще не заме­щалась. Значительные изменения принесли в 1915—1916 гг. мероприятия Министерства про­свещения, связанные с готовящейся реформой средних учебных заведений: расширялись функции родительских комитетов, смягчался внешкольный надзор за учащимися, гимнази­ям разрешалось отменять переводные и выпу­скные экзамены в 1916 году, обсуждалась отме­на балльной оценки знаний и др.
Как результат — в ученической среде начали формироваться новые настроения. Появились сомнения в целесообразности войны, разочарование по поводу способности верховной вла­сти вывести страну из кризиса, неудовлетво­ренность постановкой учебного процесса и собственным статусом в школе, ожидание ско­рых перемен во всем. Падение «тонуса жизни» — так охарактеризовала педагогическая пресса
1916 года новое состояние учащегося юношества, которое не могла преодолеть даже эмоцио­нально насыщенная трудовая помощь фронту. Правда, указанные процессы в большей мере наблюдались в столицах и крупных городах. В провинции молодежь была ближе к прежним оценкам войны, не придавая особого значения скандалам в «верхах». Поэтому «сомневающиеся» не превратились в пользующихся широкой поддержкой «революционеров», а учащееся юношество (в отличие от студентов) избежало идейной конфронтации по вопросу о войне. И хотя в учебных заведениях ряда городов — Воронежа, Коврова, Златоуста, Москвы, Орла, Петрограда, Риги, Тулы действовали нелегальные социалистические кружки, значительным влиянием вплоть до Февральской революции года они не пользовались.
Падение самодержавия в России значи­тельно политизировало школьную моло­дежь. Созданные в марте—апреле 1917 года ученические внепартийные союзы, опре­деляя сбою позицию по общенациональным и академическим проблемам, неизбежно затра­гивали и отношение к войне. Анализ резолю­ций собраний и уставов союзов учащихся, по­становлений Всероссийского съезда учащейся молодежи (май 1917 г.) позволяет говорить о господстве настроений «революционного обо­рончества» как в крупных столичных организа­циях (Петроградская и Московская насчитыва­ли соответственно 12 и 15 тыс. человек), так и в провинциальных. Теперь война рассматрива­лась как справедливая борьба с «германским монархизмом, стремящимся уничтожить сво­бодную революционную Россию». Следствием такой позиции явились публикации в учениче­ской прессе заметок о подвигах на фронте, при­зывов бороться с лозунгами «Долой войну!» и подписываться на «Заем Свободы». Известность получили такие акции Петроградского союза, как митинг 19 апреля в Михайловском театре с участием А.Ф. Керенского и французского ми­нистра-социалиста А. Тома или однодневная трудовая мобилизация почти 1500 учащихся 15 апреля. Местные организации создавали тру­довые дружины для участия в полевых работах, что получило поддержку Министерства земле­делия Временного правительства.
Уже к осени 1917 года стало ясно, что благо­родные порывы молодежи оказались невостре­бованными новой властью. «Обществу, занято­му всевозможными вопросами~-— аграрными, экономическими, министерскими и пр., — не до нас», — с горечью (и провидчески) констатиро­вала газета петроградских учащихся. Действи­тельно, масштабы и результаты деятельности сельскохозяйственных дружин, несмотря на от­дельные положительные примеры, оказались весьма скромными из-за роста преступности и массовых крестьянских волнений, сопровождав­шихся погромами и поджогами. Очевидным становилось затягивание Временным прави­тельством реформирования средней школы.
Со своей стороны, бескомпромиссная полити­ческая борьба в стране способствовала партий­ной дифференциации части молодежи, оформ­лению групп и союзов учащихся эсеровской, ка­детской, большевистской, анархистской ориен­тации. Соответственно партийным пристрасти­ям определялось теперь отношение к «полити­ческому моменту» и продолжающейся войне. Однако не следует преувеличивать степень раз­межевания в ученической среде. Для большин­ства учащихся базовой ценностью оставалась защита Родины, и после прихода к власти боль­шевиков она соединилась с идеей избавления России от покушавшихся на ее свободу «новых узурпаторов». Многие же, с напряженным лю­бопытством наблюдая за происходящим, нахо­дились в полной растерянности, не понимая смысла, значения и последствий событий, что в целом соответствовало позиции семей учащих­ся, представлявших городские средние слои, в это сложное и противоречивое время.
Оцените материал
(1 Голосовать)