Стягъ

Switch to desktop Register Login

Футбольная команда Ставропольского института кооперации (филиал Белгородского университета кооперации, экономики и права) провела товарищескую встречу по мини-футболу с футболистами-ермоловцами. В рамках, заключенного ранее договора о шефской взаимопомощи с кадетской школой имени генерала Ермолова А,П., студенты-«белгородцы» теперь будут проводить такие совместные тренировки и матчевые встречи по игровым видам спорта и стрельбе из пневматического оружия.

Счетом 7 – 2 в пользу кадет окончилась первая встреча на поле с синтетическим покрытием военно-спортивного городка кадетки. Директор кадетской школы Алексей Хитров поясняет такую форму сотрудничества, как совмещение профориентационных и оздоровительных методик.

А после игры студенты и преподаватели вуза стали активными участниками спортивного праздника, проводимого в школе – Всероссийского Дня Здоровья. Для самых маленьких это были подвижные игры и эстафеты, кадеты постарше пробовали себя в игровых видах спорта, знакомились с нормативами, сдаваемыми абитуриентами различных военных вузов и учебных заведений системы МВД.

Начальник пресс-бюро кадетской школы имени генерала Ермолова А.П.

Игорь Погосов.

На снимках: футбол, студенты – против кадет; подполковник А. Парутин в перерыве между соревнованиями объясняет порядок сдачи спортивно-полицейских нормативов.

Традиционно 7-го апреля в Софринской бригаде Внутренних войск МВД России  проводятся мероприятия, посвященные Дню памяти погибших военнослужащих.

7 апреля 2012 года, в субботу, в день Праздника Благовещения Пресвятой Богородицы, который в этом году совпадает с Лазаревой Субботой, в Александро - Невском храме Софринской Бригады ВВ МВД России с 8:00 утра будет совершена Божественная Литургия, а в 10:00 утра будут начаты общевойсковые мероприятия.

Военнослужащие части участвовали во всех, без исключения местах военных действий на территории нашего Отечества: Баку, Фергана, Тбилиси, Дагестан, Нагорный Карабах, Осетия, Чеченская республика и т.д. С того момента, как воинская часть получила статус Бригады, прошло более 20 лет. За эти годы 109 военнослужащих Софринской Бригады засвидетельствовали своей смертью, верность армейскому долгу. Бригада дала Отечеству последнего Героя Советского Союза. Лейтенант Олег Яковлевич Бабак погиб в Нагорном Карабахе, спасая мирных жителей, 7 апреля 1991 года, в день Св. Пасхи.

Благодаря подвигу военнослужащих Софринской Бригады пламя междоусобной войны, вспыхнувшее на Кавказе, не успело охватить остальные регионы нашего Отечества.

06 Апр

Кавгруппа Доватора

Пятница, 06 Апрель 2012
Опубликовано в

6 июля 1941 года в Ставрополье и на Кубани началось формирование 50-й и 53-й кавалерийских дивизий.

50-я кавдивизия формировалась в г.Армавир Краснодарского края, командиром дивизии был назначен полковник Исса Александрович Плиев.

53-я кавдивизия формировалась в г.Ставрополь, командиром был назначен комбриг Кондрат Семенович Мельник

Кубанские станицы — Прочноокопская, Лабинская, Курганная, Советская, Вознесенская, Отрадная, громадные села колхозной Ставропольщины — Труновское, Изобильное, Усть-Джегутинское, Ново-Михайловское, Троицкое — послали в кавалерийские дивизии лучших своих сынов.

pliev

 

melnik

В кавалерию шли не только те, кто получил мобилизационные повестки, не только солдаты, сержанты и офицеры запаса. В эти навеки памятные советскому народу июльские дни командирам, полков и районным военным комиссарам были поданы сотни заявлений от граждан непризывного возраста с просьбой принять их добровольцами в ряды советской конницы. Молодой закройщик-стахановец Армавирской швейной фабрики Николай Чеботарев в своем заявлении писал: «Прошу зачислить меня бойцом в ваш полк. Я хочу исполнить свой долг перед Родиной, долг комсомольца и гражданина нашей великой Родины. Буду до последнего дыхания защищать советскую землю от фашистских бандитов». Участник первой мировой и гражданской войн, пятидесятилетний Павел Степанович Жуков, служивший в Белоглинском полку Первой Конной армии, подал районному военному комиссару заявление: «Готов оседлать боевого коня. Решил идти добровольцем, прошу направить в полк».

Группа бывших красногвардейцев и красных партизан Ставрополья обратилась с заявлением о принятии их в армию и призвала «всех бывших красных партизан и красногвардейцев Ставропольщины встать на защиту нашей социалистической Родины, помочь нашей доблестной Красной Армии уничтожить гитлеровские орды, посягнувшие на нашу священную землю».

 

Плиев И.А                                                                                                                                                                              Мельник И.С.

 

Ожили лагеря в станице Урупской и под Ставрополем. Под могучими дубами и вековыми тополями вытянулись длинными рядами на походных коновязях донские и кабардинские кони, заботливо выращенные на коневодческих колхозных фермах. Десятки кузнецов трудились днем и ночью, подковывая и перековывая конский молодняк. В бараках и в палатках, на лагерных линейках и в клубах, в столовых и в складах шумела и переливалась тысячами голосов пестро одетая людская масса. Из санитарных пропускников и душевых выходили — уже в военной форме — взводы и эскадроны. Люди получали оружие, снаряжение, коней, принимали присягу на верность Родине, — становились солдатами.

Старшие офицеры были присланы из кадровых кавалерийских частей, из академий и училищ. Основная масса младших офицеров, почти все политработники, а также весь сержантский и рядовой состав пришли из запаса. Вчерашние инженеры и фрезеровщики, учителя и гуртоправы, инструкторы райкомов и парторги колхозов, комбайнеры и трактористы, агрономы и инспекторы по качеству становились командирами эскадронов и взводов, политруками, артиллеристами, пулеметчиками, кавалеристами, снайперами, саперами, связистами, ездовыми.

13 июля вновь сформированные кавалерийские дивизии получили приказ командующего Северо-Кавказским военным округом: грузиться и следовать в состав Действующей армии. Времени на обучение и слаживание дивизий не было, Родина переживала тяжелые дни.

Опустели лагеря. По степи растянулись длинные колонны эскадронов, артиллерийских батарей, пулеметных тачанок. Алели верхи кубанок, лихо сдвинутых набекрень. Ветер, набегая, чуть шевелил концы закинутых за спины цветных башлыков.

Кавалерийские колонны потянулись к железнодорожным станциям. Эшелоны один за другим отправлялись из Армавира и Ставрополя, торопясь туда, где гремели бои.

На станции Старая Торопа, затерявшейся в необозримых лесах между Ржевом и Великими Луками, 18 июля началась выгрузка 50-й кавалерийской дивизии под командованием полковника Плиева.

ovchinnikov

Комиссар 50-й кавдивизии

Овчинников А.А.

Эшелоны один за другим останавливались у станции. Солдаты выводили из вагонов застоявшихся коней, оглашавших лес звонким, радостным ржанием, выносили седла, оружие, снаряжение. С платформ скатывали полковые пушки и противотанковые орудия, пулеметные тачанки и повозки, закрытые брезентом. Небольшая станция Старая Торопа, вероятно, за все время своего существования не видела такого оживления.

Суровая природа Смоленщины словно расцвела яркими красками. Среди темно-зеленых сосен и елей, под белоствольными березами мелькали алые верхи кубанок и башлыки. Эскадроны и батареи уходили, скрываясь в сосновом бору. И казачья песня вспугивала его вековую тишину.

К вечеру прибыл и разгрузился последний эшелон, вся дивизия сосредоточилась в лесу. Началась подготовка к походу. Были высланы разъезды для установления соприкосновения с противником и для связи со своими войсками. Штабные офицеры проверяли готовность полков и эскадронов к бою.

Ранним утром был получен приказ о выступлении. В авангард был назначен 37-й кавалерийский полк под командованием полковника Василия Головского. Командир дивизии предупредил о вероятной встрече с вражескими мотомеханизированными частями, приказал держать в полной боевой готовности противотанковые и зенитные средства. Офицеры отметили на картах тактические рубежи и сроки их прохождения, боевой порядок на случай встречи с крупными силами противника.

Зазвучал сигнал седловки. Быстро снялись полки со своих биваков, длинные походные колонны потянулись на юго-запад.

Конница шла дремучими лесами, среди торфяных болот, мимо озера Вережуни, окруженного зарослями такого камыша, что в нем свободно скрывался всадник. Путь дивизии лежал к переправе через реку Межу у села Жабоедово. Привыкшим к степным просторам кавалеристам было как-то не по себе в этих лесных дебрях, простиравшихся на сотни километров.

К исходу следующего дня дивизия вышла на северный берег реки Межи и остановилась на большой привал в лесу.

dovator-2

По данным штаба 29-й армии, на рубеже Канат, Ордынка должны были находиться передовые части наших стрелковых соединений. Однако высланные вперед разъезды нигде своих войск не обнаружили. Местные жители говорили, что по большакам, идущим из Духовщины на Старую Торопу и на Белый, двигаются крупные силы противника.

Командир дивизии решил организовать глубокую разведку и боем установить группировку противника на южном берегу Межи. В штаб были вызваны капитан Батлук и старший лейтенант Лющенко, уже показавшие себя энергичными командирами эскадронов. Глядя на развернутую карту, полковник Плиев ставил им задачу.

— Сегодня же ночью переправиться через реку Межу и незаметно подобраться к Троицкому. Днем укрываться в лесу, наблюдать за движением по большакам на Белый и на Старую Торопу и установить, какие силы у противника, куда идут, есть ли танки, сколько их? — Офицеры делали пометки на своих картах. Плиев присматривался к ним, не торопил, спокойно помогал, когда те не особенно быстро ориентировались. — С наступлением темноты окружить Троицкое заставами с пулеметами; места застав и подход к этим местам разведать заранее. За час до рассвета произвести короткий артиллерийский налет по селу и атаковать стремительно, по-казачьи, чтобы ни один гитлеровец не ушел. Непременно захватить пленных, документы и немедленно доставить ко мне!

В ночь на 22 июля оба эскадрона переправились на южный берег Межи. Лесными тропами конники вышли к Троицкому и скрылись в сосновом бору в километре от леса, занятого вражеской частью. По лесу рассыпались небольшие разъезды; им было приказано следить за передвижениями противника и без шума захватить пленных.

Первыми встретились с врагом разведчики старшего сержанта Георгия Криворотько, комсомольца из станицы Вознесенской. Разъезд вышел на одну из дорог, сворачивавшую густым лесом с большака к переправе. Конники спешились, оставили лошадей за деревьями, ползком подобрались к дороге. В десяти шагах от них время от времени проезжали большие серые грузовики, битком набитые солдатами, которые громко кричали, хохотали, играли на губных гармошках, пели какие-то песни. Разведчики порывались обстрелять противника из засады, но старший сержант категорически отрезал:

— Ни якого шума, хлопцы, не допускаю...

Криворотько, крепко помня приказ капитана захватить «языка», то-есть живого врага, размышлял про себя: «Як же тую чертяку гитлеровскую спиймати, тай ще не прийзводя шума?.. Це ж не дудак!»

Но придумал. Собрал несколько сыромятных чумбуров, связал их в длинный и прочный аркан, прикрепил один конец аркана на высоте около метра к росшей у самой дороги сосне, а второй конец свободно опустил поперек дороги и припорошил сверху хвоей. Сам спрятался за дерево на другой стороне дороги и, прихватив петлю на свободном конце аркана, стал ждать. Ефрейтор Захар Федоров и двое солдат получили приказание: «Як гукну, хватать того чертячьего языка за шкирки и вьязать, щоб и не пикнув!»

Прошло с четверть часа. Сидевший на дереве рядовой Николай Савин прокуковал кукушкой один раз — условный знак, что едет один гитлеровец. Послышалось быстро приближающееся тарахтенье мотора. Разведчики притаились, готовые к прыжку. Криворотько, напрягая мускулы, уперся ногами в ствол дерева.

Из-за сосен показался мотоциклист. Мелькнуло покрытое серой пылью лицо в огромных очках, непривычный глазу куцый мундирчик серо-зеленоватого цвета. Мотоцикл быстро приближался к засаде. Криворотько рывком натянул петлю. Аркан поднялся перед самой грудью мотоциклиста. Гитлеровец, не успев затормозить, с полного хода налетел на упругий, как струна, ремень, вылетел из седла и растянулся на дороге.

Разведчики навалились на оглушенного мотоциклиста, скрутили ему чумбурами руки, предусмотрительно замотали башлыком рот. Не прошло и трех минут, как связанного по рукам и ногам гитлеровца перекинули поперек седла, вскочили на коней. Криворотько скомандовал:

— Галопом!..

Прежде чем вражеский солдат смог прийти в себя, всадники примчали его на лесную поляну, где стояли оседланные лошади, сидели и лежали кавалеристы.

— Ось вам, товарищ капитан, язык, — спрыгивая с коня, доложил Криворотько. С усмешкой добавил: — Тильки вин, ма будь, немий ций язык, бо до си ще ничого з нами не балакав...

Пленного отправили в штаб. Там прочли захваченный в его полевой сумке приказ 6-й пехотной дивизии, содержавший много ценных сведений о группировке противника на южном берегу реки Межи.

Быстро надвинулись сумерки. Непроглядная тьма окутала лес, с большаков уже не доносился шум моторов.

По разведанным тропам двинулись на свои места заставы. Ни звука, ни шороха!.. Хвоя, толстым слоем покрывавшая землю и дороги, скрадывала и осторожную поступь коней, и легкий ход пулеметных тачанок.

Ровно в три часа капитан Батлук поднял сигнальный пистолет. Высоко в небе загорелась красная ракета, медленно догорая, потухла над безмолвным селом, осветив его неясные очертания.

Тотчас же с опушки леса открыли огонь полковые орудия. Через несколько секунд в Троицком вспыхнуло. несколько багрово-красных разрывов. Орудия били непрерывно. Эхо гулко раскатывалось по разбуженному лесу.

В селе началась паника. Застрекотали моторы. Вспыхнули слепящие огни автомобильных фар.

Артиллерийский обстрел прекратился так же внезапно, как и начался. На окраинах села завязалась ружейная перестрелка. Но вот, все заглушая, с трех сторон раздалось какое-то особенно грозное во мраке этой июльской ночи, нарастающее с каждой секундой «ура!» Послышался быстро приближающийся конский топот...

— Козакен!.. Козакен!.. — с ужасом кричали фашисты.

По улице села мчались всадники. Тускло поблескивали клинки. Началась ночная схватка. Крики, стоны раненых, выстрелы, автоматные очереди, ржание коней и над всем этим — непрекращающееся ни на мгновение протяжное «ура-а-а!»

С дорог, выходящих из Троицкого, раздалась стрельба, ритмично застучали пулеметы — заставы расстреливали убегавших гитлеровцев.

Вскоре все стихло. На востоке быстро светлело. Погожее тихое утро вставало над лесными просторами. Спешившиеся конники вытаскивали из погребов и подвалов, с чердаков и из сараев спрятавшихся туда полуодетых гитлеровцев. Изредка вспыхивала короткая перестрелка: кое-кто не хотел сдаваться...

8-я рота 58-го пехотного полка, стоявшая в Троицком, была почти полностью уничтожена. На улице и во дворах насчитали больше сотни вражеских трупов, много их валялось вокруг расположения застав. Немецкий лейтенант и семнадцать солдат понуро брели по дороге, окруженные кавалеристами. Было захвачено десятка три автоматов, которые охотно разобрали солдаты. Восемь ручных пулеметов, шесть минометов, сумки с картами и документами, снятые с пленных, составили трофеи разведывательного отряда.

Эскадроны переправились через реку Межу и потянулись лесом к расположению дивизии. Шли весело; солдаты, возбужденные успешным ночным боем, оживленно делились впечатлениями.

* * *

53-я кавалерийская дивизия переправилась через реку Межу темной ночью, восточнее села Коленидово. Головной отряд 50-го кавалерийского полка вышел из леса уже на рассвете. Впереди, по обе стороны дороги, лежала небольшая деревня.

Из-за деревьев выплыл край медленно поднимавшегося солнца. Косые его лучи осветили верхушки сосен, скользнули по поляне, тысячами сверкающих алмазиков зажгли росу на траве, позолотили далекие крыши домов.

Разрывая утреннюю тишину, с околицы посыпались выстрелы, затрещали пулеметные очереди. Головная походная застава спешилась, ввязалась в перестрелку. Старший лейтенант Курбангулов развернул эскадрон на поддержку заставе. Застрочили снятые с тачанок пулеметы, ударила пушка.

Подскакал командир полка. Приказав эскадрону наступать вдоль дороги, а батарее поддерживать его огнем, сам повел главные силы в обход справа. Укрываясь за деревьями, три эскадрона подобрались почти к самой околице.

Выехав вперед, полковник Семен Тимочкин увидел вражескую артиллерийскую батарею. Орудия стояли всего в полкилометре, еще прикрытые стогами сена, и вели огонь по залегшим цепям четвертого эскадрона. Это был редкий в современной войне случай: артиллеристы увлеклись стрельбой и не замечали конницу, вышедшую почти на фланг батареи.

Моментально пришло решение: «атаковать в конном строю!» Полковник приказал майору Сергею Аристову развертывать полк для атаки, а пулеметному эскадрону поддержать атаку огнем с тачанок из-за фланга. На опушке быстро построились эскадроны, левее галопом выезжали тачанки, развертываясь в сторону деревни. Подносчики спрыгнули с седел, подхватили коренных лошадей под уздцы.

На опушке леса стало тихо-тихо. Жадными, беспокойными глазами всматривались конники вперед, стараясь рассмотреть не видимого еще врага. Руки нервно перебирали ремни поводьев.

Командиры эскадронов не сводили глаз с полковника. Он сидел неподвижно на своем вороном коне, смотрел в бинокль. Вдруг, быстро выпустив из рук бинокль, он выхватил из ножен изогнутый кавказский клинок и поднял его над головой. Отовсюду разом послышались команды:

— Шашки, к бою!.. В атаку, марш-ма-а-арш!..

Заработали пулеметы. Всадники рванулись к батарее. Из под копыт летели черные комья земли, расстояние до орудий быстро сокращалось. Что-то кричал немецкий офицер, тыча парабеллумом прямо в лица артиллеристам. С протяжным «ура-а-а!» налетели конники на батарею, рубили гитлеровцев, стреляли, топтали конями. Часть артиллеристов бросилась бежать. Другие неподвижно стояли с поднятыми руками. Оставив несколько солдат у захваченных орудий, командир полка повел эскадроны дальше, к деревне.

Там сразу прекратилась стрельба. По дороге, по обочинам, вдоль леса бежали вражеские пехотинцы, часто останавливаясь и отстреливаясь. Около села эскадроны попали под огонь, начали спешиваться. Близ околицы, среди стогов сена, стояли четыре гаубицы с маркой «Рейнметалл. 1940». Возле орудий были сложены горы снарядов в плетеных корзинках, навалены груды стреляных гильз, валялись трупы. Мрачно стояли, окруженные конниками, шестнадцать пленных артиллеристов.

К деревне подтягивались главные силы. Ознакомившись с обстановкой, командир дивизии комбриг Мельник приказал авангарду наступать вдоль большака. Подходившие 44-й и 74-й кавалерийские полки сворачивали вправо и влево, скрываясь в лесу. Им была поставлена задача обойти село и уничтожить оборонявшегося там противника.

Майор Радзиевский допрашивал пленных. Ему отвечал унтер-офицер с железным крестом на борту мундира. При появлении Мельника гитлеровцы почтительно вытянулись.

Что-нибудь интересное, Алексей Иванович? — спросил Мельник Радзиевского.

— Ничего нового, товарищ комбриг, — начальник штаба улыбнулся. — Только вот унтер-офицер распинается, что он старый идейный противник Гитлера, сочувствует коммунистам.

— Сочувствует?.. — переспросил Мельник, глядя вдоль дороги, где реденькими цепочками перебегали вперед эскадроны. Повернувшись в седле, бросил: — Прикажите ему открыть огонь из захваченных орудий по немецкой пехоте, занимающей Жабоедово!.. — Подумав, добавил: — Да предупредите этого, «сочувствующего»: если промахнется, пусть пеняет на себя...

Начальник штаба перевел. Гитлеровец подбросил ладонь к козырьку и подал команду. Артиллеристы подскочили к орудиям, быстро развернули гаубицы. Унтер-офицер встал немного в стороне, снова что-то крикнул. У унтера в руках откуда-то появился бинокль, он посмотрел в сторону Жабоедова, повернулся вполоборота к орудиям:

— Файер!..

Ударил залп. Орудийные стволы откатились назад и затем плавно стали на места. Быстрыми, механическими движениями гитлеровцы перезарядили орудия. Наши солдаты с чувством глубокого презрения смотрели на этих бездушных автоматов.

На окраине села, где вражеская пехота энергично отстреливалась от наступавших кавалеристов, взметнулись четыре черных столба. Унтер-офицер оторвался от бинокля, заискивающе взглянул на командира дивизии, довольным голосом проговорил: «Зэ-ер гут...» Подал новую команду, а когда номера изменили установки, опять прокричал: «Файер!..»

Вновь заревели гаубицы, полетели снаряды из рейнметалловских орудий. Еще четыре гранаты разорвались среди гитлеровских пехотинцев.

— Файер!.. Файер!..

Гаубицы рявкали снова и снова... Унтеру положительно нравилась роль командира батареи, о которой он и помышлять не мог час тому назад. В кого стрелять — его, очевидно, нисколько не беспокоило; он по-профессиональному гордился лишь меткостью своего огня.

Цепи авангардного полка подошли почти вплотную к Жабоедово. Огонь противника заметно ослаб; очевидно, немецкие снаряды делали свое дело. Справа и слева из леса вырвалась конница. Ветер донес «ура!» Мельник, отрываясь от бинокля, бросил: «Генуг!» Гаубицы смолкли. Гитлеровцы, до этого оживленно работавшие, как-то сразу сникли, потускнели. Кавалеристы начали переговариваться:

— По своим били — и хоть бы что...

— Здорово их Гитлер оболванил!..

В этом бою был разгромлен батальон 18-го немецкого пехотного полка. Пленные говорили, что 6-я пехотная дивизия получила задачу наступать в обход наших частей, обороняющихся на рубеже реки Вопь, и что появление конницы явилось для них полной неожиданностью.

...50-я кавалерийская дивизия подошла к реке Меже близ деревни Ордынка, где разведчики нашли брод.

В это время разъезд старшего сержанта Корзуна пробирался в направлении Троицкого. Разведчики ехали гуськом, несколько в стороне от дороги, укрываясь за деревьями.

Корзун — пожилой, плотный человек с густыми усами и орденом Красного Знамени на гимнастерке — не спускал глаз с осторожно двигавшегося впереди головного дозора. Дозор вел его земляк, друг и однополчанин по гражданской войне, ефрейтор Яковчук. Вот Яковчук натянул поводья, остановил дозорных, быстро поднял над головой винтовку — условный знак, что заметил противника. Слышался дробный треск мотоциклов.

— Повод вправо!.. — хрипловато проговорил Корзун.

Разведчики скрылись за соснами.

— К пешему бою, все слезай! — продолжал командовать Корзун. — Стацюк, Кочура, Трофименко — остаться коноводами! Остальные, за мной, — и побежал к дороге, на ходу передергивая затвор. Все шестеро залегли в придорожной канаве. Головного дозора уже не было видно.

Треск моторов раздался совсем рядом. Сбоку, словно вынырнули откуда-то, появились пять мотоциклистов. На груди у них висели автоматы. Затрещали выстрелы. Разведчики, стреляя на бегу, бросились на дорогу. Ни одному гитлеровцу не удалось ускользнуть: трое валялись неподвижно подле продолжавших тарахтеть машин, двоих взяли живьем. Они яростно отбивались от насевших на них дюжих конников, и — уже обезоруженные — продолжали что-то выкрикивать, гневно сверкая глазами. У одного на поясном ремне болтались две пестрые курицы, привязанные за лапки, головами книзу.

Корзун подошел к пленным вплотную, сурово взглянул на них, вытянув наполовину из ножен клинок, внушительно бросил:

— А ну — ша, куроеды!..

Гитлеровцы затихли, присмирели.

Авангардный 47-й кавалерийский полк с хода форсировал реку и продолжал марш.

Кавалерийские колонны резвым аллюром двигались по лесной дороге. В головной походной заставе шел взвод под командой лейтенанта Ткаченко. Не прошла застава и пяти километров от переправы, как дозоры донесли, что показался противник.

Ткаченко приказал помощнику вести взвод, а сам дал шпоры коню и галопом выскочил на стоявшую в стороне высотку, поросшую молодым ельником. В полкилометре впереди, вдоль опушки леса, пылила пехотная колонна, примерно около роты. Лейтенант посмотрел вперед и на фланги колонны, но не заметил ни походной заставы, ни дозорных, ни наблюдателей. Гитлеровцы шли ровными рядами, не спеша, с закатанными по локоть рукавами и широко расстегнутыми воротниками мундиров.

— Вот, сволочи, как на пикник идут! — вслух проговорил Ткаченко. Повернувшись в седле, крикнул: — Осипчук!

Молодой солдат подъехал к командиру взвода. Ткаченко приказал:

— Галопом к старшему лейтенанту! Доложи, что навстречу по дороге идет рота противника. Я с заставой сворачиваю право, обойду лесом и обстреляю гитлеровцев с фланга.

Осипчук спустился с высотки, вытянул гнедого плетью, сразу пустил в карьер. Пыль взвихрилась из-под копыт. Застава скрылась за деревьями. Пройдя лесом метров полтораста, Ткаченко подал команду:

— К пешему бою, слеза-а-ай!..

Конники спрыгнули с седел, поспешно передавая поводья коноводам, снимали из-за спин винтовки. Лейтенант рассыпал солдат в цепь, бегом вывел на опушку леса, снова приказал:

— Ложись!.. Огонь открывать только по моей команде...

Из-за поворота дороги поднялась пыль, сквозь нее замелькали колыхающиеся ряды пехотной колонны врага. Ткаченко вскочил, срывающимся голосом закричал:

— Ого-о-онь!.. Бей их, гадов!..

Лес ожил. Затрещали винтовки, залились пулеметы...

Командир головного отряда старший лейтенант Иванкин, получив донесение Ткаченко, повел эскадрон вправо и развернул его на опушке леса. Шедший следом эскадрон старшего лейтенанта Виховского разомкнулся влево и продолжал двигаться вдоль дороги, маскируясь густым подлеском. Как только впереди послышалась стрельба, оба эскадрона перешли в полевой галоп. Через несколько минут конники выскочили на открытое поле метрах в трехстах от вражеской колонны.

Виховский выпустил коня в карьер; за ним бросились кавалеристы. Справа из леса выскочили всадники первого эскадрона. Далеко впереди их, рядом с Иванкиным, скакал политрук Бирюков, приметный по своей снежно-белой кобылице. Эскадроны с двух сторон мчались на противника.

Конная атака была настолько стремительной, что вражеская рота, уже потерявшая десятка два солдат от огневого нападения походной заставы, была сразу смята, изрублена, истоптана. Кавалеристы помчались дальше, но из леса вышла новая колонна противника. Гитлеровцы бегом рассыпались в цепь, затем залегли и открыли огонь. Эскадроны спешились. Коноводы галопом умчали коней в лес. Началась перестрелка. К противнику подходили подкрепления. Полковник Евгений Арсентьев развернул еще один эскадрон, направив его на поддержку двум головным. Полковая батарея заняла огневую позицию за высоткой, частым огнем прижала к земле поднявшихся было в атаку гитлеровцев. Командир дивизии приказал полковнику Василию Головскому развернуть свой полк правее авангарда. Завязался ожесточенный бой.

Из леса, обгоняя пехоту, вырвались темно-серые машины. На башнях были хорошо видны черные, обведенные широкими белыми полосами кресты.

— Танки!..

Лейтенант Амосов скомандовал:

— На руках выкатывай орудия на опушку!

Расчеты замерли у орудий, наводчики припали к окулярам прицелов, тонкие стволы сорокапятимиллиметровок уставились на приближавшиеся танки. А до танков уже не более трехсот метров... двести пятьдесят... двести...

— По фашистским танкам — батарея, огонь!.. — раздалась долгожданная команда. Выстрелы прогремели почти одновременно. Моментально были перезаряжены орудия.

— Батарея, огонь!.. Огонь!.. Огонь!..

— Горит... горит!.. — послышались радостные голоса.

Суровые, побледневший лица артиллеристов озарились улыбкой. Танк, вырвавшийся вперед, резко свернул вправо, остановился, накренившись на бок. Из-под башни, быстро густея, повалил дым.

Наводчик второго орудия сержант Дулин рванул спуск. Противотанковая пушка негромко ухнула. Остановился как вкопанный еще один танк; из рваной пробоины в лобовой части вымахнул язык пламени. Остальные машины развернулись и устремились назад, под прикрытие леса. Вражеская пехота залегла. Замелькали саперные лопатки, над головами солдат вырастали черные кучки земли — гитлеровцы окапывались.

Снова загрохотали вражеские батареи. В начале войны кавалеристы окапываться не любили: в мирное время конница этим занималась мало, и теперь пришлось сильно подналечь на лопату! Обстрел продолжался минут двадцать, потом из леса снова показались танки. Из башен сверкали огни выстрелов, тянулись красные нити трассирующих пуль. Танки подползали к уткнувшейся в землю цепи эскадрона.

Политрук Бирюков, чуть приподнявшись, крикнул:

— Кто фашистов не боится, за мной! — и пополз вперед по-пластунски, прижимаясь к земле. За ним — со связками гранат, с бутылками с зажигательной жидкостью — поползли солдаты. Первым к танкам подобрался Бирюков. Что-то мелькнуло в воздухе, раздался взрыв, из-под гусениц взвихрилось пламя. Танк, окутываясь сизоватым дымом, замер в десятке шагов от приникшего к земле политрука...

Командиру дивизии доложили, что группа автоматчиков лесом обходит наши фланги, очевидно, стремясь выйти к переправе.

Начали сгущаться сумерки. Шла сильная стрельба, темноту прорезали ракеты. Все это было ново даже для людей, уже обстрелянных во время мировой и гражданской войн. Противник казался сильным, умелым, хорошо маневрирующим.

Приехал офицер связи и доложил, что комбриг Мельник решил с наступлением темноты отвести свои полки за реку. Такое же решение был вынужден принять полковник Плиев: перед его спешенными частями был обнаружен вражеский пехотный полк с артиллерией и десятком танков, боеприпасы кончались, а разъезды доносили, что с юго-запада к реке выдвигаются новые колонны противника.

Как только совсем стемнело, снялась с позиции артиллерия и начала отходить к броду; за ней потянулись спешенные полки. У переправы кавалеристы разбирали лошадей, строились, садились, эскадрон за эскадроном переправлялись на северный берег.

Противник заметил отход и вновь перешел в наступление. Гаубичные батареи непрерывно били по лесу, окружавшему брод.

Артиллерия и пулеметный эскадрон арьергардного полка уже переправились через реку Межу и заняли огневые позиции. Отошли за реку коноводы. На южном берегу остался полковник Головской с двумя эскадронами. Они медленно повзводно отходили к переправе. Гитлеровцы шли за ними, но в атаку не переходили. У самого берега вновь пришлось залечь. Командир полка приказал подпустить противника поближе.

Вражеские батареи продолжали стрелять, но снаряды рвались далеко за рекой. За спиной кавалеристов тихо плескалась неторопливая Межа. От реки несло прохладой, запахом болота.

И вот из темноты показались густые, движущиеся цепи вражеской пехоты. Солдаты шли во весь рост, полосуя ночь автоматными очередями.

Раздалась команда:

— Ого-о-онь!..

Берег опоясался вспышками выстрелов. Крики «хайль!» сменились стонами раненых. Утихли автоматчики, погасли ракеты: гитлеровцы залегли. Прекратила огонь и артиллерия.

По совершенно разбитому броду эскадроны переправились через реку и присоединились к полку. При отражении этой атаки был тяжело ранен полковник Головской.

50-я кавалерийская дивизия собралась, северным берегом Межи двинулась в направлении озера Емлень и встала здесь на дневку. В это же время 53-я кавалерийская дивизия сосредоточивалась в районе озера Пловное.

В конце июля восточнее и юго-восточнее Смоленска советские войска начали наносить контрудары по войскам немецко-фашистской группы армий «Центр». Удары были нанесены: из района Белый в направлении Духовщина, Смоленск; из района Ярцево также на Духовщину и из района Рославля в направлении Починок, Смоленск. Ниже по Днепру советские войска выбили гитлеровцев из Рогачева и Жлобина. Вражеские войска, понеся серьезные потери, к началу августа перешли к обороне на фронте Великие Луки, Ломоносово, река Вопь, Ельня, Рославль, река Сож, Новый Быхов, Рогачев, Глусск, Петриков.

Войска Западного фронта вели упорные бои. Ставка Верховного Главнокомандования решила выделить для действий во вражеском тылу крупные кавалерийские соединения.

Маршал Советского Союза С. К. Тимошенко объединил сосредоточенные на правом крыле Западного фронта 50-ю и 53-ю кавалерийские дивизии и поставил перед ними задачу — нанести удар по тылам противника, сковать вражеские части, действующие в районе Ярцево, и не дать немецко-фашистскому командованию возможности усилить свою ельнинскую группировку, против которой готовился наш контрудар.

dovator

Доватор Л.М.

Командующим кавалерийской группой был назначен полковник Лев Михайлович Доватор, военным комиссаром — полковой комиссар Федор Федорович Туликов.

Сразу же по назначении Доватор направился в дивизии, находившиеся на отдыхе в лесах вокруг озер Емлень и Пловное. Он побывал в каждом полку, эскадроне, в батарее, и не просто побывал, а глубоко — как хороший, рачительный хозяин — ознакомился со всеми сторонами жизни своего нового, большого «хозяйства».

Невысокого роста, коренастый, плотно сложенный, одетый в защитную гимнастерку и синие бриджи, в начищенных до глянца сапогах с блестящими шпорами — Доватор производил впечатление подтянутого, привыкшего тщательно заботиться о своей внешности офицера. На груди поблескивал эмалью новенький орден Красного Знамени, полученный им за отличие в боях на Соловьевской переправе через Днепр.

Доватор ходил по расположению частей, присматривался, расспрашивал солдат и офицеров о боях, в которых они участвовали, о довоенной службе. Он когда-то служил на Северном Кавказе в 12-й Кубанской казачьей дивизии, комплектовавшейся в том же районе, где теперь была сформирована 50-я кавалерийская дивизия. Немало старых бойцов-переменников узнало в командующем кавалерийской группой своего бывшего командира эскадрона. С такими «старичками» Доватор подолгу говорил, вспоминал общих знакомых, весело шутил.

Надолго запомнился конникам такой эпизод. Во время смотра Доватор приказал командиру эскадрона капитану Батлуку, который пользовался репутацией не только боевого командира, но и отличного строевика:

— Развьючьте вот это седло!

Батлук расстелил на земле подле коновязи попону, положил на нее снятое с самодельного стеллажа седло, четкими, привычными движениями кавалериста начал вынимать из переметных сум: щетку для чистки коня, скребницу, сетку сена, торбу, мешочек с запасными подковами, гвоздями и шипами, недоуздок, пару белья, портянки, мыло, полотенце, мешочек со швейной и ружейной принадлежностями, сакву с чаем, сахаром и солью, банку консервов, пачку галет и прочие мелкие предметы, которые по уставу полагается всаднику иметь на походе.

Капитан Батлук сиял от гордости за исправного подчиненного, седло которого ему попалось под руку. Доватор с улыбкой смотрел на капитана.

— А сколько патронов, овса, консервов и сухарей возит с собой кавалерист? — склонив по привычке голову влево и слегка вздернув правое плечо, словно прицеливаясь в собеседника, спросил он Батлука.

Батлук в душе немного обиделся за этот «экзамен» в присутствии не только командира дивизии и командира полка, но и стоявших вокруг солдат, однако ответил четко, как при рапорте:

— Согласно уставу, товарищ полковник, всадник возит в седельном вьюке неприкосновенный запас: на сутки овса для лошади, консервов, сухарей, сахара, чая и сто двадцать патронов для винтовки.

— А сколько суток вам пришлось драться на реке Меже, не видя в глаза своих обозов и поминая родителей всех хозяйственников на свете? — все еще улыбаясь уголками глаз, продолжал Доватор.

Батлук, не понимая, чего от него хотят, не так уже четко, но все же точно ответил:

— Шесть суток, товарищ полковник.

— Значит, бойцы и кони сутки кушали, а пять суток радио слушали? — сухо бросил Доватор. Он по натуре был вспыльчив. Знал это за собой, длительной военной тренировкой старался изжить этот недостаток.

Несколько минут длилось неловкое молчание.

— А если бы оставить в обозе все эти щетки, подштанники да цепные чумбуры, которыми, кстати, только слонов в цирке привязывать, а не коней на походе, — продолжал Доватор, — а всаднику дать в седельный вьюк не на сутки овса, а на трое суток, да патронов штук триста, на сколько бы повысилась маневренность конницы? Пожалуй, не пришлось бы уже на второй день вопить: «Патронов нет, хлеба нет, овса нет, бой вести не могу!» Да и хозяйственникам нашим куда бы спокойнее жилось! — закончил Доватор и пошел дальше, мимо окончательно сконфузившегося Батлука, так и не дождавшегося благодарности за отличную вьючку седел в его лихом, прославившемся в первых боях эскадроне...

Доватор прослужил в Советской Армии восемнадцать лет, в 1928 году вступил в партию. Прошел суровую военную службу: был красноармейцем, химическим инструктором, курсантом нормальной школы, командиром взвода, политруком и командиром эскадрона, начальником штаба полка и бригады. Хорошо знал солдата и офицера, горячо верил в их морально-боевые качества.

Но теперь он смотрел на свои новые части особенно придирчиво, стараясь сразу же вскрыть причины, которые не дали возможности кавалерии полностью выполнить поставленную перед ней задачу и прорваться в глубокий тыл противника. По опыту службы в территориальном полку Доватор знал недочеты частей с сокращенными сроками обучения: отсутствие должной слаженности эскадронов и полков, недостаточные практические командные навыки у офицерского состава. И это было в мирное время, в территориальных частях, проходивших трех — четырехмесячное обучение каждый год. А теперь ему дали дивизии, которые отправились на фронт через неделю после начала формирования. Было над чем задуматься командующему кавалерийской группой!

Доватор смотрел на бодрые, загорелые лица отдохнувших людей. С удовольствием строевика-кавалериста отмечал, что конники тщательно ухаживают за лошадьми, ходят при шашках, что четко несет службу внутренний наряд.

Но Доватор видел и другое. В разговорах с новыми своими подчиненными он подмечал их восторженные отзывы об (увы, немногих!) конных атаках, их несколько преувеличенное впечатление от встреч с вражескими танками, автоматчиками. Доватор сделал вывод, что средний командный и политический состав, пришедший в основном из запаса, порядочно поотстал, что многие из офицеров пытаются в сорок первом году воевать теми же методами, какими воевали в период гражданской войны, что искусство управления кавалерией в современном бою и ее взаимодействие с поддерживающей боевой техникой освоены недостаточно. Уроженец Белоруссии, хорошо знакомый с районом боевых действий, Доватор подметил недостаточную приспособленность кавалеристов, выросших на степных просторах, к обстановке лесисто-болотистой Смоленщины.

Он остановился у стоявших под соснами тачанок, обращаясь к командиру эскадрона, спросил:

— Как же вы, товарищ старший лейтенант, действовали в долине реки Межи, среди лесов и болот, когда у вас пулеметы на четверочных тачанках?

Старший лейтенант Куранов был из тех заядлых пулеметчиков, про которых говорят — в шутку или всерьез, — что они могут «расписаться» из «Максима», т. е. выбить полсщтней патронов свою фамилию на мишени. В понятии Куранова станковый пулемет, тачанка, два номера по сторонам пулемета, ездовой, сжимающий вожжи четверки могучих коней (конечно, лучше всего — белых, как лебеди!) — так же неотделимы друг от друга, как у человека корпус, голова, руки, ноги. Он хотел было все это доложить полковнику, но вспомнил бой под Прохоренкой, когда его пулеметы застряли в болоте и их еле вытащил второй эскадрон. Вспомнил... и промолчал.

— Красиво, спора нет, — говорил Доватор, — когда видишь пулеметную тачанку на голопе. Героикой гражданской войны так и дохнет! Только ведь теперь уже сорок первый год, и не Кубань, а Смоленщина — вековой лес да торфяные болота! Я ведь сам почти местный, — продолжал он. — Моя родина — село Хотино Бешенковичского района на Витебщине; это — километров полтораста отсюда. Леса здешние я с малолетства хорошо знаю. В них мальчишкой собирал грибы, ягоды, птичек ловил. По ним в двадцать третьем году с отрядом сельских комсомольцев гонял кулацкую банду Капустина, а ведь она пряталась в самых глухих лесных чащобах. Здесь, товарищ старший лейтенант, тачанка для станкового пулемета — гроб! С дороги ты на ней никуда не свернешь: ось полетит или дышло сломаешь. По лесной тропинке она не пройдет, через болото [43] не проберется, а эскадронам придется без пулеметов воевать.

Доватор повернулся к Плиеву и решительно закончил:

— Прикажите, Исса Александрович, чтобы для всех станковых пулеметов в полковых кузницах были сделаны вьючные седла и обратите на это самое серьезное внимание всех командиров полков. Послезавтра я буду смотреть пулеметные эскадроны.

Доватор с полковым комиссаром Туликовым возвратились в штаб. Собственно говоря, штаба в современном понятии еще не существовало. Кроме командующего кавалерийской группой, комиссара и начальника штаба, больше никого не было. Доватор сразу же после приезда приказал выделить от каждого полка одного офицера, двух сержантов и трех солдат на лучших лошадях для несения службы связи. Для управления в бою он предполагал пока пользоваться радиостанциями той дивизии, при которой будет находиться сам. Проводной же связи легкие кавалерийские дивизии в то время не имели вовсе.

Доватор слез с коня, медленно поднялся по ступенькам на крыльцо, вошел в избу. Подполковник Картавенко передал ему только что полученные разведывательные сводки и хотел уйти. Полковник задержал начальника штаба.

— Отдайте, Андрей Маркович, предварительные распоряжения командирам дивизий, — глядя через окно куда-то в лесную даль, негромко заговорил Доватор. — Готовность к походу — через двое суток. Артиллерию с собой не брать. В полках выделить для похода по четыре станковых пулемета. На каждый пулемет иметь по две заводных лошади и по пяти тысяч патронов. Радиостанции перемонтировать на вьюки.

Картавенко, внимательно слушая, раскрыл планшет, вынул полевую книжку, начал быстро записывать.

— Машины, повозки, походные кухни, больных людей, — говорил Доватор, — слабых лошадей оставить на местах стоянок и в каждой дивизии объединить под начальством одного из заместителей командиров полков. У всадников из переметных сум все выложить в обоз. Оставить только котелки, ложки, конские торбы и по одной щетке на отделение. Каждому солдату выдать на трое суток овса, консервов, сухарей, по триста штук патронов и по три ручных гранаты. Командирам дивизий все проверить лично и к исходу двенадцатого доложить мне.

Доватор разрабатывал план удара по вражеским тылам. Он тщательно изучил местность и группировку противника перед фронтом армии, проанализировал наши прошлые действия. Так как противник силами до двух пехотных дивизий перешел к обороне по южному берегу реки Межи, имея местами передовые части на северном берегу, Доватор выбрал для переправы своей конницы участок реки значительно восточнее, за недостроенной железной дорогой со станции Земцы в Ломоносове. На карте этот район был обозначен как болотистое, покрытое лесом пространство с редкими небольшими деревушками. Сплошного фронта у противника здесь не было, он ограничивался обороной населенных пунктов на большаках. Вот в этом районе и решил Доватор прорваться в тыл противника.

Доватор вызвал к себе командиров, комиссаров и начальников штабов дивизий и сообщил им:

— Ставка Верховного Главнокомандования поставила перед нашей и перед несколькими другими кавалерийскими группами задачу прорваться в глубокий тыл противника. Конница должна сорвать нормальную работу вражеских коммуникаций, нарушить управление войсками противника, оттянуть на себя как можно больше его войск с фронта. Своими действиями мы должны помочь войскам Западного фронта задержать гитлеровское наступление на Москву.

Нам выпала большая честь. Ставка посылает нас одними из первых в наступление. Мы будем олицетворять всю нашу Советскую Армию в глазах советских людей, временно попавших под иго врага. А имена наших дивизий и полков войдут в историю. Ведь жизнь короткая, а слава — долгая! — закончил Доватор своей любимой поговоркой...

* * *

13 августа 1941 года войска резерва Ставки Верховного Главнокомандования под командованием генерала армии Г. К. Жукова нанесли контрудар по противнику в районе Ельни. 15, 78, 263-я и 268-я пехотные дивизии врага, а также часть сил 10-й танковой дивизии и моторизованной дивизии СС «Райх» понесли тяжелые потери и были отброшены со своих позиций.

Ранним утром этого дня от каждой кавалерийской дивизии было выслано по два разъезда на лучших лошадях под командой наиболее смелых и опытных офицеров. Разъезды должны были разведать маршруты, по которым предстояло наступать дивизиям, и отыскать переправы на реке Меже.

В 17 часов кавалерийская группа снялась со своих биваков и двинулась на юго-запад. Кони хорошо отдохнули на ночных выпасах, шли бодро. Конники ехали, оживленно переговариваясь. Все разговоры велись вокруг Доватора. Всех увлекла неистощимая энергия нового командующего группой, его уверенность в успехе. За эти несколько дней он стал для всех близким, понятным, своим командиром.

53-я кавалерийская дивизия выходила к реке Меже через огромное, поросшее перелеском и кустарником болото под названием урочище Савкин покос, которое на карте было обозначено без единой тропинки. Части 50-й кавалерийской дивизии были направлены еще восточнее и составили левую колонну кавалерийской группы.

Маршрут был чрезвычайно тяжелым. Первые пять — шесть километров полки шли цепочкой, растянувшись по одному. Под копытами лошадей чавкала болотная топь; чем дальше, тем она становилась все глубже. Через час авангардный полк стал.

Полковник Доватор выехал к авангарду. Впереди лежала огромная топь, окруженная темным строем берез и осин. Посланные в стороны дозоры не смогли найти никакого обходного пути.

— Спешить три эскадрона! Рубить деревья, настилать на болото, покрывать ветками, камышом и идти вперед! — приказал Доватор командиру авангарда майору Красношапке.

Эскадроны спешились. Конники начали рубить топорами деревья, косить шашками камыш; ночь быстро опускалась на землю.

Устроив настил, кавалеристы почти ощупью начали продвигаться вперед. Храпя и прядая ушами, осторожно ступали по зыбкому, колеблющемуся над топью настилу привыкшие к степным просторам дончаки и кабардинцы. За 12 часов было пройдено всего 14 километров пути, проложенного кавалеристами. К рассвету дивизия миновала урочище Савкин покос. Впереди стеной стоял заболоченный лес, но здесь все-таки можно было двигаться, лишь кое-где останавливаясь, чтобы завалить срубленными ветками особенно вязкие места.

В полдень, когда до реки Межи оставалось километров шесть, полковник Доватор приказал встать на привал. Вскоре возвратился один из высланных накануне разъездов. Лейтенант Панасенко доложил, что нашел не обозначенный на карте брод, который никто не охраняет. Брод окружен болотом, поросшим камышом и кустарником, глубина его около метра. Это было как раз то, чего искал Доватор.

Как только стемнело, конники двинулись к броду. Авангардный полк должен был переправиться первым и затем обеспечить переправу главных сил. Вместе с ним были высланы вперед спасательные команды, составленные из лучших пловцов.

Авангард быстро форсировал реку, но очень разбил дно. Переправа затянулась. Лошади спотыкались на разрыхленном сотнями копыт дне, многие из них теряли равновесие, падали и плыли. Всадники соскакивали в воду; держась за путлища стремян, за конские хвосты, плыли рядом. Кое-кто порядочно наглотался холодной, пахнущей болотной травой воды. Гитлеровцы переправу конницы не обнаружили. Задолго до рассвета 53-я кавалерийская дивизия уже была на южном берегу. Пройдя еще километров пятнадцать, она встала на большой привал.

50-я кавалерийская дивизия также успешно преодолела трудный путь. Ночью не замеченные противником эскадроны переправились через реку Межу.

Кавалерийская группа вплотную подошла к вражеской обороне, основой которой являлись населенные пункты на дорогах, идущих из Духовщины на Белый и на Старую Торопу.

* * *

По южному берегу реки Межи, северо-западнее Духовщины, противник не имел сплошного фронта. 129-я пехотная дивизия, оборонявшаяся на Духовщинском большаке, занимала населенные пункты на дорогах, контролируемых подвижными группами из моторизованной пехоты с танками.

Третий батальон 430-го полка 129-й пехотной дивизии занимал узел сопротивления в Устье. Деревня была приспособлена к обороне. На высоте с отметкой 194,9 и в деревне Подвязье находился узел сопротивления второго батальона. В лесу были расположены огневые позиции третьего дивизиона 129-го артиллерийского полка, который поддерживал 430-й пехотный полк.

В течение двух дней дивизии вели разведку. Небольшие разведывательные группы и разъезды доносили, что в месте намечаемого прорыва между Подвязье и Устье пройти невозможно, так как стык этих двух опорных пунктов якобы плотно заминирован и хорошо простреливается. Но сведения разведчиков оказались недостоверными, так как они близко к опорным пунктам не подходили.

Доватор вызвал к себе командиров дивизий и полков. Вывел их на опушку леса близ опорных пунктов и целый день вел наблюдение за обороной противника. Рекогносцировкой удалось установить, что стык между Подвязье и Устье никем не прикрыт и не охраняется. Здесь же был отдан устный боевой приказ на выход в тыл противника.

В авангард для осуществления прорыва назначался 37-й кавалерийский полк под командованием подполковника Ласовского. Действия авангарда обеспечивали: со стороны Подвязье — заслон в составе усиленного эскадрона старшего лейтенанта Сиволапова, а в сторону Устья высылался эскадрон старшего лейтенанта Иванкина.

Авангард должен был действовать спешенным. Главные силы группы в это время в конном строю ожидают в исходном положении результатов действий авангарда.

Если авангард пройдет между опорными пунктами врага незаметно, то вслед за ним двинутся главные силы, избегая ввязываться в бой.

Иванкин И.В.

Отдав устный боевой приказ, командующий группой собрал всех командиров и комиссаров полков.

— Противник будет преследовать нас моторизованными частями и танками, так как пехоте конницу не догнать. Артиллерии у нас с собой нет. С танками нужно бороться иными средствами. — Доватор говорил быстро, короткими энергичными фразами. Чувствовалось, что все это им хорошо продумано и он хочет, чтобы его так же хорошо поняли подчиненные. — Сформируйте в эскадронах группы истребителей танков. Отберите в эти группы наиболее смелых, спокойных, проверенных в бою людей. Дайте им побольше противотанковых и ручных гранат, бутылок с горючей жидкостью, автоматы. — Доватор внимательно посмотрел на серьезные, сосредоточенные лица офицеров. — Помните сами и внушите своим подчиненным, что основное в борьбе с танками — человек, наш советский солдат. Эти люди должны будут доказать всем, что танк не страшен тому, кто его не боится...

Около часа ночи в стык между опорными пунктами врага вошли разведчики лейтенанта Дубинина. В три часа тридцать минут авангард перешел дорогу Подвязье — Устье.

...Утро 23 августа 1941 года выдалось по-осеннему свежее. Над болотистыми низинами Смоленщины, поросшими невысоким березняком и ольшаником, стелился туман. Видимость не превышала двух сотен шагов. Природа просыпалась медленно. Вокруг была разлита ленивая, совсем не военная тишина...

Доватор, завернувшись в бурку, лежал под сосной близ командного пункта 50-й кавалерийской дивизии. Не было еще четырех, когда он раскрыл глаза, упруго вскочил на ноги, бросил взгляд на часы, слегка поеживаясь от забиравшегося под гимнастерку утренника, проговорил:

— Пора, Исса Александрович...

Плиев подошел к Доватору. Его смугловатое, свежевыбритое лицо горело от студеной родниковой воды; чуть тянуло острым запахом одеколона. Легко перебирая пальцами небольшой руки кожаный темляк шашки, Плиев спокойно и негромко, как всегда, доложил:

— Дивизия готова, Лев Михайлович...

Несколько в стороне ординарец держал в поводу коней. Отливавший серебром Казбек заигрывал с конем ординарца, и Акопян притворно грубо покрикивал на полковничьего любимца. Поодаль группой стояли офицеры и автоматчики штабной охраны.

Доватор легко сел в седло, разобрал поводья и поехал в сторону дороги. Видно было, как в тумане двигались всадники — главные силы кавалерийской группы входили в прорыв.

Гитлеровцы услышали многотысячный топот конских копыт. Затрещали пулеметы. Открыла огонь вражеская артиллерия. Спешенные полки завязали бой.

Командир эскадрона старший лейтенант Лющенко повел своих солдат в атаку на видневшиеся невдалеке вражеские окопы. Лющенко был тут же ранен. Командование эскадроном принял лейтенант Агамиров. Загремело «ура». Гитлеровцы были выбиты из окопов и поспешно отходили к деревне.

Спешенный 50-й кавалерийский полк под командованием полковника Тимочкина сломил сопротивление вражеской пехоты и выбил ее из окопов вблизи Подвязье. Противник снова пытался задержать наше наступление, но был атакован тремя эскадронами резерва, которые возглавил начальник штаба дивизии майор Радзиевский. Кавалеристы в конном строю преследовали остатки разгромленного второго батальона.

Тем временем главные силы пересекали дорогу. Быстро светало. Туман рассеялся и лежал отдельными островками в сырых низинах. Зубчатой темно-синей лентой, уже сильно тронутый осенней позолотой, высился по ту сторону дороги сосновый бор.

Вместе со своим полком переходил дорогу снятый с заслона эскадрон старшего лейтенанта Иванкина. На опушке леса послышался рокот моторов и лязганье гусениц. По дороге, переваливаясь на ухабах, шли три танка. Первый увидел танки Иванкин. Танки оказались левее его эскадрона, до них оставалось не более трехсот метров. Нельзя было терять ни секунды времени, так как вражеские машины могли смять хвост колонны дивизии. Иванкин подал необычную в конном строю команду:

— Бутылки с горючей смесью, гранаты, к бою! Галопом!..

Эскадрон помчался в атаку на танки. Минута, и послышались взрывы гранат. Танкисты, захваченные врасплох, не успели произвести ни одного выстрела. Головная машина, объятая пламенем, остановилась. Из открывшегося люка выпрыгивали танкисты и, поднимая руки, испуганно смотрели на проносившихся мимо всадников. Две другие машины поспешно уходили, отстреливаясь из пулемета.

За находчивость и смелость Иван Васильевич Иванкин был награжден орденом Красного Знамени.

Гитлеровцам удалось быстро закрыть прорыв, отрезав коноводов 50-го кавалерийского полка и первого эскадрона 37-го кавалерийского полка. Главные силы кавалерийской группы сосредоточились в сосновом бору за дорогой. Бор этот, небольшой по размеру, не мог укрыть многочисленную конницу. Необходимо было прорваться в большой лес на Духовщинском большаке. Перед лесом лежало открытое поле. Доватор приказал выдвинуть против опорных пунктов все станковые пулеметы и под прикрытием их огня, днем атаковать гитлеровский заслон на большаке.

В первом эшелоне действовала 50-я кавалерийская дивизия, во втором эшелоне — 53-я кавалерийская дивизия. В авангарде по-прежнему оставался 37-й кавалерийский полк.

Подполковник Антон Ласовский вел полк шагом в расчлененном строю. Когда гитлеровцы открыли огонь, командир полка поднял эскадроны в галоп и метров за 400–500 подал команду на конную атаку. Атаку поддержали эскадроны 43-го кавалерийского полка под командованием подполковника Георгия Смирнова.

Третий батальон 430-го пехотного полка, на который обрушился удар конницы, был почти уничтожен; второй батальон также понес большие потери.

Кавалерийские дивизии сосредоточились в лесу южнее дороги. Путь в глубь расположения врага был открыт.

* * *

Кавалерия с боями стремительно продвигалась на юго-запад. По тылам противника поползли зловещие слухи о прорыве советской конницы.

Вражеские солдаты и офицеры, которым посчастливилось бежать из разгромленных гарнизонов, разносили панические вести о приближении многочисленной русской конницы. Немецко-фашистское командование было вынуждено снять с фронта ряд частей и бросить их против кавалерии.

Действия кавалерийской группы под командованием Доватора в тылу врага отличались большой продуманностью.

Как правило, днем кавалерия укрывалась подальше от больших дорог и населенных пунктов, отдыхала. Лишь неутомимые разъезды шныряли по лесам во всех направлениях, нападали на одиночные автомашины, захватывали пленных. Ночами дивизии делали очередной скачок, переходя в районы, назначенные командующим группой на основании данных, собранных разъездами. Специально выделенные эскадроны и даже целые полки производили налеты на вражеские гарнизоны, уничтожали их в коротких ночных схватках.

Одним из участников этого лихого рейда младшим политруком Иваном Кармазиным была сложена не особенно художественная, но с любовью исполнявшаяся в течение всей войны песня (файл mp3).

Сквозь леса дремучие, с песнею веселою,

С острыми клинками, на лихих конях

Движутся колоннами казаки кубанские,

Чтоб сразиться доблестно с немцами в боях.

Припев:

Эх, бей, кубанцы! Руби, гвардейцы!

Рази фашистов подлых, пощады не давай!

На дела победные, на защиту Родины

Нас водил Доватор, любимый генерал.

С именем Доватора, командира смелого,

На защиту Родины на врага мы шли.

Где прошли доваторцы, казаки кубанские,

Гитлеровцев полчища смерть свою нашли.

Славными победами мы свой путь отметили.

Били мы фашистов, бьем и будем бить:

Пулями, гранатами, миной, автоматами,

Пулеметом «Максима» и клинком рубить...

Население освобожденных районов устраивало кавалеристам трогательную встречу. Советские люди делились с кавалеристами последним мешком овса, последним куском хлеба, шли проводниками, сообщали все, что знали о противнике.

Неудержимой лавиной катились конники полковника Доватора по вражеским тылам, а впереди них неслась грозная молва о прорыве огромных масс советской кавалерии. Штаб генерала Штрауса, чтобы хотя немного рассеять панику, опубликовал приказ, в котором говорилось, что в немецкие тылы прорвалось вовсе не сто тысяч казаков, как то говорят паникеры, а только три кавалерийские дивизии, насчитывающие... восемнадцать тысяч сабель. Доватор же взял в рейд всего около трех тысяч всадников, двадцать четыре станковых пулемета и ни одной пушки!

27 августа кавалерийская группа подошла к шоссейной дороге Велиж — Духовщина, которая являлась одной из важнейших коммуникаций 9-й немецкой армии. Во все стороны веером рассыпались разъезды, высматривая объекты для налетов. А на шоссе и соседние дороги было выслано несколько эскадронов для разгрома автоколонн врага.

Разъезд младшего лейтенанта Криворотько перехватил у небольшого мостика на шоссе вражескую штабную машину. Гитлеровцы начали отстреливаться, убили одного нашего солдата. Разведчики Кихтенко и Кокурин, выскочив из канавы, стали бросать под автобус ручные гранаты. Машина загорелась, из нее выпрыгнуло несколько человек. Затрещали автоматы. Фашисты как снопы повалились на дорогу. Криворотько бросился в машину и начал выбрасывать из нее полевые сумки, плащи, чемоданы с какими-то бумагами. Из захваченных документов было установлено, что вражеский штаб находится в крупном населенном пункте Рибшево.

Один из эскадронов вышел на большак между Рудней и Гуками. Едва успели конники спешиться, как впереди послышался гул моторов. По дороге двигались четыре танка.

Командир эскадрона старший лейтенант Ткач успел предупредить солдат, чтобы стреляли только по выскакивающим из машин гитлеровцам. Сам он, зажав в руке противотанковую гранату, притаился за огромной сосной, росшей у самой дороги.

Как только головная машина поровнялась с сосной, Ткач выскочил, сильным броском метнул тяжелую гранату и моментально спрятался опять. Раздался взрыв. Танк с перебитой гусеницей завертелся на месте, поливая лес пулеметным огнем. Ткач, выждав, когда машина повернулась кормой, бросил на моторную часть бутылку с горючей смесью. Танк запылал.

Второй танк подбил политрук Борисайко. Бывший инструктор райкома партии, двадцативосьмилетний здоровяк — Борисайко еще на походе озадачил командира эскадрона, заявив ему:

— Петр Алексеевич, изобретение я сделал оборонного характера... Изобрел противотанковую артиллерию системы Сашки Борисайко. На, полюбуйся...

Ткач еле удержал тяжеленное сооружение из трех ручных гранат, наглухо скрученных телефонным кабелем с противотанковой гранатой.

— Да разве можно такую тяжесть бросать?..

— А я, Петр Алексеевич, как, бывало, на физкультурных состязаниях брошу что-нибудь легонькое, так мне потом руку ломит, — с широкой улыбкой ответил политрук. — Люблю размахнуться потяжелее и ударить со всего плеча...

Когда Борисайко швырнул свое смертоносное «изобретение» под вражеский танк, раздался мощный взрыв, вызвавший детонацию боезапаса танка. Машина разлетелась на куски. Борисайко был оглушен взрывом. Очнувшись, он увидел, что всего в нескольких шагах от бесформенной глыбы дымящегося металла разворачивается третий танк, очевидно, намереваясь уйти.

— Не удерешь, гадина!.. — крикнул Борисайко и швырнул в танк подряд две зажигательные бутылки. Машину охватило пламя. Политрук вырвал из рук лежащего рядом солдата ручную гранату, кинулся к танку, бросил гранату в открывшийся люк. Оттуда взвился огненный столб, повалил густой бурый дым.

За уничтожение двух вражеских танков Александр Ефимович Борисайко был награжден орденом Красного Знамени.

Танк, шедший позади, также начал разворачиваться. Наперерез ему выбежал комсомолец Никон Фролов и почти в упор бросил связку гранат. Танк грузно осел и замер на месте.

...Иван Васильевич Ивинкин был опытным, боевым офицером. Совсем еще юношей вступил он добровольцем в Красную Армию, сражался с белогвардейцами и интервентами в годы гражданской войны, вступил в Коммунистическую партию, был ранен. Уволившись в запас, он восемь лет работал военным руководителем одной из средних школ города Грозного. Он привык все делать продуманно, спокойно, аккуратно.

Возглавляя два эскадрона, старший лейтенант Иванкин организовал засаду там, где большак длинной закругленной петлей спускался к мосту через сильно заболоченную речушку. Кавалеристы спешились по обе стороны большака и терпеливо ожидали. Дозорные донесли, что с запада идет вражеская моторизованная колонна.

— Сейчас услышите, товарищ старший лейтенант, как поет мой «Максим», — проговорил старший сержант Иван Акулов, опуская стойку прицела.

Из леса выехали двенадцать мотоциклистов. Двумя цепочками они медленно двигались вдоль обочин. Вслед за ними показались семь грузовиков, в кузовах которых ровными рядами сидели солдаты в стальных шлемах.

Следом из-за деревьев выезжали все новые и новые машины, быстро скользя на закруглении и спускаясь к мосту.

Акулов, стиснув рукоятки затыльника, поймал на мушку головную машину и плавно нажал спуск. Застрочил пулемет, затрещали винтовки, автоматы. Грузовики начали тормозить, съезжать с дороги. Сзади напирали разогнавшиеся под уклон машины. В течение нескольких минут вся автоколонна была уничтожена. На берегах речушки, на полотне дороги, вокруг горевшего мостика осталось 58 грузовиков, четыре бензовоза и три легковых «опеля».

В то время как эскадроны расправлялись с вражескими колоннами на дорогах, 47-й кавалерийский полк, окружил село Гуки, где свирепствовал эсэсовский карательный отряд. Спешенные эскадроны с трех сторон ворвались в село. В течение получаса все было закончено — больше сотни трупов в черных мундирах осталось в небольшой смоленской деревушке.

Проезжая по улице, командир полка заметил белевший на стене листок бумаги — объявление о премии за убийство или выдачу Доватора. Полковник Арсентьев придержал поводья, обернувшись к ординарцам, проговорил:

— А ну-ка, хлопцы, снимите осторожно эту бумажку. Отвезу ее Льву Михайловичу, пусть почитает, сколько дает за его голову Адольф Гитлер.

* * *

Отважно действовали кавалеристы на вражеских коммуникациях. Немецко-фашистское командование было вынуждено снять с фронта значительные силы пехоты и танков и бросить их против кавалерийской группы. Вражеские части с трех сторон охватили район действий 50-й и 53-й кавалерийских дивизий к северо-востоку от Велижского большака и начали прочесывать лесные дороги. Конная разведка доносила, что в Рибшеве и Рудне сосредоточиваются войска противника, пытаясь окружить кавалеристов. Надо было срочно уходить из этого района.

Доватор попытался доложить обстановку в штаб 29-й армии, но кавалерийская группа ушла так далеко от своих войск, что ее радиостанции не смогли связаться со штабом армии. Боеприпасы и продовольствие подходили к концу. Доватор решил отойти, но перед отходом произвести налет на вражеский штаб. Он знал о том, что генерал Штраус выехал со штабом из Рибшева и там остался лишь случайно задержавшийся топографический отдел да парк грузовых автомашин.

Была выслана разведка с целью определить наиболее удобные подступы к Рибшеву, состав гарнизона, расположение охраны штаба. Вместе с разъездами в разведку отправились две санитарки — Горюшина и Аверкина.

Переодетые в крестьянские платья, девушки вместе с партизаном Алексеем Ближнецовым под вечер шагали по большаку, ведущему к Рибшеву. Вскоре путников обогнала грузовая машина. В кабине, рядом с шофером, сидел немецкий лейтенант. Машина проехала немного вперед и остановилась. Гитлеровец, распахнув дверцу, на ломаном русском языке крикнул:

— Пошалюйста, красавиц, ходить сюда!..

Девушки поравнялись с машиной. Лейтенант предложил довезти их до Рибшева. Притворясь смущенной, Лена Аверкина толкнула локтем подругу:

— Поедем, Анька!..

Офицер потеснился, девушки забрались в кабину. Ближнецов тоже занес было ногу через борт, но сидевший наверху молодой солдат поднялся, вскинул автомат, грубо крикнул:

— Цурюк!.. Рюска свольш...

Из разговора со случайным попутчиком девушки узнали, что вражеский штаб помещается в здании школы. В Рибшеве на площади перед школой они заметили ряды грузовиков, накрытых брезентом.

Лейтенант пригласил девушек на офицерскую вечеринку. Когда гитлеровцы перепились, разведчицы, улучив удобный момент, выскользнули во двор, огородами выбрались к околице, обошли стороной хорошо запримеченный полевой караул и бросились в лес. В полночь они благополучно возвратились в штаб и рассказали, что видели. Лена принесла прихваченную на вечеринке офицерскую полевую сумку с картой и документами. За отважную разведку и ценные сведения о противнике комсомолки Анна Горюшина и Елена Аверкина были награждены орденами Красного Знамени. — В ночь на 29 августа конники налетели на Рибшево и разгромили вражеский охранный батальон. Огромный склад топографических карт и несколько десятков грузовиков были сожжены.

После этого кавалерийская группа сосредоточилась в лесу. Противник обложил весь этот район переброшенными с фронта войсками. Его авиация планомерно, по квадратам, бомбила леса. Тяжелые бомбы с грохотом рвались в чаще, падали деревья, образуя завалы на дорогах.

Кавалерийская группа тронулась в обратный путь. На рассвете самолеты обнаружили ее движение, начались воздушные атаки. По дорогам, вслед за отходящими кавалеристами, двинулись танки и моторизованная пехота врага, стягивая кольцо окружения и прижимая кавалерию к громадному болоту. Положение создавалось очень серьезное.

На выручку пришли советские люди. Командир одного из местных партизанских отрядов предложил провести кавалерию через болото, считавшееся непроходимым. Зная, что гитлеровцы никогда не рискнут забраться в такую топь, Доватор принял решение преодолеть трясину ночью.

Доватор особенно тщательно организовал этот трудный марш. Вперед в качестве головного отряда был выслан не раз отличившийся в боях эскадрон во главе со старшим лейтенантом Виховским. Для прикрытия отхода выделялся эскадрон исключительно упорного и спокойного офицера старшего лейтенанта Сиволапова. Доватор вызвал его к себе и приказал:

— Останетесь с эскадроном на этом рубеже, пока я не дам сигнал, что дивизии миновали трясину. Отходить до сигнала запрещаю. Какие бы силы противника ни наступали на вас, держаться до последнего солдата, до последнего патрона!

— Эскадрон без вашего сигнала не отойдет, товарищ полковник, — глядя прямо в глаза Доватору, коротко ответил Сиволапов. Доватор крепко пожал ему руку.

Еще до захода солнца по одному эскадрону от каждой дивизии выступили на северо-восток, в сторону фронта. Они должны были дезориентировать противника и отвлечь его от главных сил. Привязавшиеся к коннице «рамы» вскоре выследили тянувшиеся по лесным дорогам колонны этих эскадронов. Над лесом закружились «юнкерсы», загремели разрывы авиационных бомб, затрещали пулеметы и автоматические пушки бомбардировщиков. Тогда эскадроны круто свернули с дорог и двинулись вслед за главными силами, шедшими лесом на север, к непроходимой трясине.

Ночь на 31 августа окутала дремучие леса Смоленщины. Эта ночь была едва ли не самой тяжелой в этом кавалерийском рейде.

Вслед за проводниками — партизанами Гудковым и Молотковым — по болоту, в непроглядной тьме, тянулась вереница всадников. Шли в колонне по одному, обе дивизии в затылок одна другой. Вскоре пришлось спешиться и двигаться в поводу. Конники шли по чуть заметной тропе, перепрыгивая с кочки на кочку, то и дело оступаясь и проваливаясь в болотную грязь.

Движение было крайне изнурительным. Часто приходилось останавливаться, чтобы дать передохнуть измученным, голодным лошадям, усталым, не спавшим несколько ночей людям.

Сзади, там, где остался тыльный отряд, началась перестрелка. Слышались разрывы снарядов, частые выстрелы полуавтоматических пушек.

— Сиволапова атакуют... — проговорил Доватор, оборачиваясь к шедшему следом Картавенко. Начальник штаба ничего не ответил.

До рассвета оставалось еще часа два, когда из головного отряда по цепочке передали: «Вышли на твердую землю». Доватор немедленно приказал дать сигнал эскадрону Сиволапова на отход. Над соснами взлетели красные и белые ракеты. Все сразу приободрились, самые усталые подтянулись, зашагали бодрее.

Болото кончилось.

Выйдя из трясины, кавалеристы остановились, немного почистились, напоили коней в лесном ручье, дали им поесть травы и двинулись дальше. Радисты поймали наконец армейскую рацию, приняли приказание командующего армии: выходить в прежнем направлении. Навстречу кавалерийской группе, содействуя ее прорыву к своим войскам, должны были нанести удар стрелковые части Западного фронта.

Не останавливаясь, конница шла на северо-восток, и лишь глубокой ночью Доватор дал отдых частям. Четыре разъезда на лучших лошадях выступили дальше, к участку намечаемого прорыва на Духовщинском большаке; им было приказано уточнить расположение противника.

К рассвету три разъезда возвратились и доложили, что противник занимает прежнее положение.

1 сентября кавалерия сделала еще сорокакилометровый переход и сосредоточилась в лесу южнее деревни Устье. Здесь ее ожидал четвертый разъезд. Лейтенант Немков доложил Доватору подробные данные об обороне противника.

Как только стемнело, кавалеристы без выстрела атаковали противника, разгромили первый батальон 430-го пехотного полка, прорвались через вражеское расположение, прошли боевые порядки своих стрелковых соединений и были выведены в армейский резерв.

Удар кавалерийской группы полковника Доватора имел большое оперативное значение. Конница прошла около трехсот километров по бездорожным лесисто-болотистым районам Смоленщины, проникла в глубокий тыл 9-й немецкой армии, деморализовала его работу, отвлекла — во время горячих боев под Ельней — более двух пехотных дивизий с сорока танками с линии фронта. Конники уничтожили свыше 2 500 вражеских солдат и офицеров, 9 танков, более двухсот автомашин, несколько военных складов. Были захвачены многочисленные трофеи, которые пошли затем на вооружение партизанских отрядов.

По всей стране прокатилась весть о славных подвигах кавалеристов. После сообщения Советского Информационного бюро от 5 сентября 1941 года в «Правде» появилась первая корреспонденция «Рейд кавалерийской казачьей группы». Армейская газета «Боевое знамя» посвятила конникам специальный номер. Советское правительство высоко оценило подвиги кавалеристов. Л.М.Доватору, К.С.Мельнику и И.А.Плиеву было присвоено воинское звание генерал-майора. 56 наиболее отличившихся солдат, сержантов и офицеров кавалерийской группы были награждены орденами и медалями Советского Союза.

От реки Межи до реки Ламы

К рассвету 19 сентября 1941 года конница, находившаяся на отдыхе после завершения рейда, сделала сорокакилометровый переход и передовым отрядом вышла на рубеж Борки, Жарковский. Разъезды были направлены вперед с задачей установить группировку противника на южном берегу реки Межи.

Разведчикам удалось добыть солдатские книжки и медальоны, письма и дневники. На основании этих документов было установлено, что 110-я пехотная дивизия, понеся в августовских боях на невельском направлении тяжелые потери, была выведена в резерв, получила пополнение и теперь выдвигается на передовые позиции.

Эскадроны передового отряда хорошо подготовили оборону. Солдаты отрыли окопы полного профиля, построили блиндажи с перекрытиями из толстых бревен, тщательно замаскировали артиллерию.

На рассвете 1 октября вражеская артиллерия открыла сильный огонь по расположению нашего передового отряда. Спустя полчаса противник, силой до полка пехоты, перешел в атаку. На протяжении шести часов кавалеристы отбивали непрерывные атаки вражеской пехоты. Гитлеровцы попытались обойти правый фланг 47-го кавалерийского полка и прижать его к реке, но с большими потерями были отброшены.

Как только были получены сведения о начале наступления противника, к реке Меже выступили главные силы 50-й кавалерийской дивизии.

Командир 43-го кавалерийского полка подполковник Смирнов выслал в головной отряд первый эскадрон капитана Батлука со взводом станковых пулеметов и двумя полковыми пушками, поставив перед ним задачу обеспечить развертывание полка.

Капитан Батлук с командиром пулеметного взвода, производя рекогносцировку местности, обнаружили вражеский пехотный батальон, шедший походной колонной. Гитлеровцы шли быстро, четко, держа равнение и сохраняя дистанции между ротами и взводами.

— Белоусов, выводи пулеметы на опушку! — приказал Батлук и поскакал к спешившемуся эскадрону.

— По первому взводу, в цепь!.. За мной, бегом!.. — крикнул он.

Пулеметный взвод выехал на опушку леса. В каких-нибудь трехстах метрах от спокойно маршировавших гитлеровцев изготавливались к бою пулеметные тачанки. Через несколько минут расчеты старшего сержанта Матвеева, сержантов Степаненко и Одноглазова уже были готовы к бою. Правее пулеметчиков развертывался взвод лейтенанта Немкова. Еще дальше мелькали между деревьями согнувшиеся фигуры солдат остальных взводов с винтовками и автоматами в руках. Вражеская колонна продолжала маршировать в прежнем направлении...

— Огонь!..

Стройные ряды гитлеровцев сразу же нарушились, они бросились врассыпную с дороги и залегли в канавах.

Батлук поднял эскадрон в атаку, цепи рванулись вперед. В этот момент капитан упал. Командование принял политрук Шумский и эскадрон продолжал атаку. Шумский тоже был ранен, но не покинул поля боя. Гитлеровцы не приняли штыкового боя и с большими потерями начали отходить. Эскадрон перешел в преследование, но в свою очередь был контратакован во фланг вражескими резервами. Под натиском превосходящих сил врага конники начали отходить.

Последним, прикрывая отход товарищей, выходил из боя взвод, которым командовал младший лейтенант Никифор Синьков, бывший боец 6-й Чонгарской дивизии Первой Конной армии. Гитлеровцы охватили с обоих флангов реденькую цепочку взвода. Синьков подал команду: «Отползать по трое!..» — и, тяжело раненный, упал.

Лежавший неподалеку от него комсомолец рядовой Ребров, доброволец из станицы Советской, под сильным обстрелом подобрался к младшему лейтенанту, поднял его на плечи и пополз вслед за своим взводом. Три раза ему приходилось останавливаться и отстреливаться от наседавших гитлеровцев. Реброва тоже ранило, но он не бросил своего командира и продолжал ползти. Когда его ранило вторично, силы оставили Реброва. Он осторожно опустил Синькова на землю и прикрыл своим телом так и не пришедшего в сознание командира. Спасая жизнь офицера, отважный воин свято выполнил воинский долг, отдав при этом свою жизнь.

Отойдя, кавалеристы опять окопались.

Рано утром 4 октября артиллерия противника возобновила обстрел наших позиций. Уже трое суток конники удерживали свои оборонительные рубежи! Обстрел продолжался с полчаса, потом орудия смолкли. Конники приготовились встретить вражескую пехоту, но она не показывалась из своих окопов. С запада быстро нарастал резкий гул моторов.

— В-о-здух!..

Над вершинами сосен курсом на северо-восток тремя эшелонами шли 17 бомбардировщиков. Более сорока минут бомбили они наши позиции.

Только скрылись самолеты, снова заговорила вражеская артиллерия. На опушке леса показалось двенадцать танков, за ними во весь рост двигалась пехота. Подпустив танки метров на двести, с переднего края по ним ударили из укрытий сорокапятимиллиметровые пушки. Одна машина завертелась на месте с перебитой гусеницей, вторая загорелась. Полковые пушки беглым огнем били по пехоте. Не выдержав интенсивного огня, вражеская пехота залегла. Танки повернули назад, оставив одну горевшую и две подбитые машины. Атака была отбита.

Во второй половине дня генерала Плиева вызвали к телефону.

— Исса Александрович, положение осложняется, — послышался в трубке голос генерала Доватора. — Противник крупными силами наступает на Белый. Командующий армией приказал немедленно направить туда 53-ю кавалерийскую дивизию. Вам придется рассчитывать только на собственные силы.

Плиев положил трубку, несколько минут о чем-то размышлял, прислушиваясь к грохоту орудийной канонады, потом обратился к начальнику штаба:

— Товарищ Соловьев, я решил перейти к маневренной обороне. Передайте Ласовскому приказание: немедленно оторваться от противника, на широких аллюрах отойти за линию железной дороги Земцы — Ломоносово, занять промежуточный рубеж обороны по реке Чернушка и на нем пропустить через свои боевые порядки остальные полки. Смирнову и Арсентьеву продолжать упорно обороняться, пока арьергард не займет оборону.

На правом фланге дивизии конники группами потянулись в лес, а спустя полчаса 37-й кавалерийский полк уже шел рысью на новый рубеж обороны.

Гитлеровцы возобновили атаки. Их артиллерия и тяжелые минометы минут двадцать вели огонь по нашим позициям, потом снова показались плотные пехотные цепи с семью танками впереди. Вторая атака также была отражена, но на южном берегу Межи противник вышел почти к Жарковской, угрожая отрезать коннице путь отхода.

Но вот на востоке загорелись красные ракеты — Антон Ласовский доносил, что его полк занял оборону. Генерал с начальником штаба поскакали лично выводить из боя полки первого эшелона. Полки должны были отойти поэскадронно и сразу же занять оборону на третьем рубеже.

Гитлеровцы еще не успели изготовиться к новой атаке, а конники уже устремились в лес, быстро разобрали коней и затерялись в лесной чаще. За спиной их послышался грохот, вражеские батареи снова начали аккуратно обрабатывать оставленные конниками окопы. Вскоре противник заметил, что он бьет по пустому месту. В небе показались 22 бомбардировщика, выискивающие кавалерию. Обнаружить ее на марше не удалось и, «Юнкерсам» пришлось сбросить бомбы куда попало.

Этим маневром Плиев выиграл время. Только к вечеру передовые части противника вышли к Чернушке, где были встречены огнем боевого охранения, предусмотрительно выдвинутого на западный берег реки. Гитлеровцы развернулись и повели наступление; их артиллерия засыпала речушку градом снарядов. Оставленные на западном берегу три кавалерийских взвода постреляли с полчаса, отошли к коноводам и присоединились к полку.

Противнику все-таки удалось нащупать нашу оборону. Его батареи перенесли огонь на восточный берег, но эскадроны растянулись такой редкой цепью, что снаряды почти не причиняли им вреда. Пехота противника продолжала упорно продвигаться вперед. Вскоре оба фланга 37-го кавалерийского полка были обойдены, до трех пехотных батальонов врага наступало с фронта.

Тогда генерал Плиев приказал арьергарду отходить за третий рубеж обороны, уже занятый 43-м и 47-м кавалерийскими полками.

Маневренная оборона кавалерии изрядно вымотала противника. В третий раз за день главные силы 110-й пехотной дивизии вынуждены были развертываться для боя. Опять им нужно было менять огневые позиции, ставить новые задачи полкам, батальонам, ротам, организовывать взаимодействие пехоты с артиллерией и танками. Все это значительно замедляло наступление.

После полуторачасового боя на третьем рубеже кавалерийские полки в сумерках оторвались от противника и отошли на новый рубеж, где уже снова занял оборону арьергард.

Так в течение 4 октября конники сдерживали натиск целой пехотной дивизии противника, усиленной танками и поддерживаемой авиацией.

Крупные силы противника рвались к Белому, для обороны которого командующий армией выделил группу генерала Лебеденко. Юго-западнее города разгорелись ожесточенные бои. Особенно сильно напирали гитлеровцы вдоль шоссе Духовщина — Белый, создав здесь угрозу прорыва на стыке двух наших стрелковых соединений.

К исходу 3 октября в район Белого подошла 53-я кавалерийская дивизия. Генерал Лебеденко поставил комбригу Мельнику задачу — оседлать Духовщинский большак и остановить наступление противника. 50-й и 44-й кавалерийские полки спешились и заняли оборону. Всю ночь противник вел разведку сильными разведывательными группами, но нигде не мог проникнуть в наше расположение. За ночь эскадроны окопались и сделали завалы вдоль большака, проходившего среди густого леса.

Двое суток шли бои на ближних подступах к городу Белый. Наши части отбивали одну атаку за другой, а нередко и сами предпринимали контратаки, чтобы восстановить свое положение. Гитлеровцы теряли время, и это ставило под угрозу срыва их план наступления.

На рассвете 6 октября противник бросил в бой авиацию. Бомбардировщики группами до восьмидесяти самолетов в каждой атаковали наши позиции. От разрывов авиационных бомб лес затянуло дымом, с грохотом падали вековые деревья, кое-где загорелся сухой лес. Воздух был до того накален, что стало трудно дышать.

Противник, усилив натиск, прорвался южнее Белого. Танки и моторизованная пехота, обходя город с юго-востока, поворачивали на Холм Жирковский, Сычевку. Командующий армией отдал приказ отходить. Стрелковые части, свертываясь в походные колонны, потянулись по лесным дорогам на новые оборонительные рубежи. Их отход прикрывала конница.

Противник предпринял еще более настойчивые атаки, в которых пехоту поддерживали многочисленные танки. Самолеты буквально «висели» над нашими позициями. Под напором численно превосходящих сил врага спешенные кавалерийские полки начали постепенно отходить назад. Чтобы дать им возможность оторваться от противника и отойти к коноводам, комбриг Мельник приказал своему резерву атаковать наступающую вражескую пехоту в конном строю.

На опушке большой лесной поляны, справа от большака, выстроились эскадроны 74-го кавалерийского полка, полковая батарея и пулеметные тачанки заняли огневые позиции на правом фланге.

Из леса, отстреливаясь от наседающего противника, начали выходить эскадроны 50-го и 44-го кавалерийских полков полковника Семена Тимочкина и майора Бориса Жмурова. Через несколько минут на поляну высыпали гитлеровцы.

Загремели пушки, застрочили пулеметы. Под их огнем вражеские пехотинцы залегли, а затем бросились обратно в лес. Тогда майор Сергей Красношапка выхватил из ножен широкий кубанский клинок, крикнул: «Шашки, к бою!.. За мной!..» — и сильно выслал шпорами своего ахалтекинца. Эскадроны устремились за командиром полка.

Кавалерийская атака явилась для противника полной неожиданностью.

Эскадроны смяли вражескую пехоту и, прежде чем она успела прийти в себя, скрылись в лесу.

После трехсуточных боев в долине реки Межи 50-я кавалерийская дивизия отошла к большаку Оленине — Белый и еще четверо суток отражала попытки противника обойти правый фланг армии. 9 октября подошедшие стрелковые части сменили дивизию, и конники выступили в направлении Вязоваха, куда уже шла от Белого 53-я кавалерийская дивизия. Был получен приказ командующего Западным фронтом о выводе кавалерийской группы в резерв для пополнения.

Соединившись, обе дивизии направились к станции Осуга, находившейся на рокадной железной дороге Ржев — Вязьма, но противнику удалось упредить конницу. 41-й немецкий моторизованный корпус, захватив Холм Жирковский, Ново-Дугино и Сычевку, развил наступление на Ржев. Кавалерия отошла в Медведовский лес. Высланные разъезды привезли неутешительные вести: по большаку вдоль железнодорожного полотна идут на север моторизованные колонны врага, а с запада на арьергарды наседают его преследующие части.

В ночь на 11 октября кавалерийская группа подошла к большаку. Было сыро, холодно, очень темно. Нескончаемым потоком шли мимо танки, грузовики с пехотой и орудиями на прицепах, специальные машины. Тяжело завывали моторы, фары тускло блестели сквозь частую сетку ненастного осеннего дождя. Осторожно, стараясь не производить шума, подтянулись авангардные 37-й и 74-й кавалерийские полки.

Поток машин стал понемногу редеть, и наконец движение прекратилось. Большак, изрезанный глубокими колеями, полными грязной воды, иссеченный гусеницами, опустел. Прозвучала команда: «Пря-я-ямо-о!..» Зачавкали по грязи сотни конских копыт. Авангард 50-й кавалерийской дивизии двинулся вперед, пересек дорогу, потянулся дальше, скрываясь в непроглядной тьме. Вдали опять замигали огоньки фар — приближалась еще одна вражеская колонна.

Эскадроны, не успевшие пересечь большак, снова укрылись в перелеске. Генерал Плиев приказал задержать перешедший дорогу авангард до сосредоточения остальных частей. Перед самыми машинами карьером промчались несколько всадников и словно растаяли во тьме.

Снова потянулись грузовики, танки, орудия, трактора. Машины буксовали, часто останавливались. Совсем рядом звучали хриплые, злые голоса закутанных в пятнистые плащ-палатки солдат, подталкивавших огромные машины, крытые заляпанным грязью брезентом. Наконец и эта колонна скрылась за деревьями. Кавалерия продолжала переходить большак.

Осталось еще три эскадрона 43-го кавалерийского полка, следовавшего в арьергарде, когда справа из-за пригорка вновь показалась длинная вереница огней. Противник мог надолго задержать конницу, а до рассвета оставалось уже не так-то много.

Прозвучал резкий голос Плиева:

— Огонь по фарам! Эскадронам, повзводно, галопом!..

Из темноты прокатились выстрелы. Огни остановились, начали гаснуть. С той стороны также засверкали вспышки, над головами завыли пущенные наугад снаряды, трассирующие пули. Взвод за взводом проскакивали конники через большак.

Плиев стоял, напряженно всматриваясь вперед. Рядом захлюпали по грязи копыта, выплыла фигура всадника; от бурки она казалась огромной и неуклюжей. Простуженный голос проговорил:

— Товарищ генерал, остался только третий эскадрон...

— Быстрее перебрасывайте орудия! — откликнулся командир дивизии. Подполковник Смирнов скрылся во мраке осенней ночи.

Когда через дорогу переправили последнюю пушку, Плиев негромко крикнул назад: «Третий, пря-ямо-о!..» — и поехал рядом со старшим лейтенантом Ткачом.

В двух километрах левее большак переходила 53-я кавалерийская дивизия...

3-я немецкая танковая группа захватила Ржев и Зубцов; колонны танков и моторизованной пехоты двигались по дорогам дальше на Восток — на Погорелое Городище, Шаховскую, Волоколамск. Наши войска с тяжелыми оборонительными боями отходили к Москве.

Кавалерийская группа форсированным маршем вышла в район станции Княжьи Горы, но противник снова упредил ее. Конники были вынуждены безостановочно двигаться дальше. Пробираясь по глухим проселочным дорогам, 50-я и 53-я кавалерийские дивизии производили внезапные налеты на вражеские заслоны, занимавшие узлы дорог, и продолжали марш на соединение со своими войсками.

Ударили первые заморозки. Разбитые, изрезанные глубокими колеями полевые дороги сковало; грязь застыла громадными кочками. Лошадям, кованным на летние подковы без шипов, двигаться стало чрезвычайно трудно. Эскадроны кавалерийских полков сильно поредели, пополнений не поступало с начала войны.

Доватор, Туликов, командиры и комиссары дивизий все время торопили части, этого настойчиво требовала обстановка. И измученные, по нескольку суток кряду не спавшие и недоедавшие люди на исхудавших, некованых лошадях снова и снова бросались в атаки. Кавалеристы громили моторизованную пехоту, подбивали и жгли танки, отражали непрерывные атаки вражеских бомбардировщиков.

На Волоколамском шоссе

13 октября кавалерийская группа вышла из окружения и сосредоточилась в лесах восточнее Волоколамска.

Здесь кавгруппа поступила в оперативное подчинение 16 армии под командованием К.К.Рокоссовского. Рокоссовскому был дан приказ: «выйти с 18-й ополченческой стрелковой дивизией в район Волоколамска, подчинить себе все части, там находящиеся, подходящие туда или выходящие из окружения, и организовать оборону в полосе от Московского моря (Волжское водохранилище) на севере до Рузы на юге, не допуская ее прорыва противником».

Вот как вспоминает Константин Константинович эти дни: «Первым в район севернее Волоколамска вышел кавалерийский корпус под командованием Л. М. Доватора. Кавкорпус, правда сильно поредевший, был в то время внушительной силой. Его бойцы и командиры неоднократно участвовали в боях, как говорится, понюхали пороху. Командный и политический состав приобрел уже боевой опыт и знал, на что способны воины-кавалеристы, изучил сильные и слабые стороны противника.

Особенно ценной в тех условиях была высокая подвижность корпуса, позволявшая использовать его для маневра на угрожаемых направлениях, конечно, с соответствующими средствами усиления, без которых конники не смогли бы бороться с вражескими танками.

Хорошее впечатление произвел на меня командир корпуса Лев Михайлович Доватор, о котором я уже слышал от маршала Тимошенко. Он был молод, жизнерадостен, вдумчив. Видимо, хорошо знал свое дело. Уже одно то, что ему удалось вывести корпус из окружения боеспособным, говорило о талантливости и мужестве генерала.

Можно было не сомневаться, что задача, возлагаемая на корпус будет выполнена умело.»

Рокоссовским кавгруппе была поставлена задача - организовать оборону на широком фронте севернее Волоколамска вплоть до Волжского водохранилища.

17 октября гитлеровцы атаковали позиции кавгруппы. Но спешенные кавалеристы успешно отбили все атаки. Продвинуться немцам на этом рубеже не удалось.

С утра 26 октября немцы начали новое наступление на Волоколамск. Основной удар пришелся по позициям 316-й стрелковой дивизии генерала Панфилова. Теперь против неё действовали, помимо пехотных, не менее двух танковых дивизий. Кавгруппа была срочно снята со своих позиций и переброшена на помощь панфиловцам.

Тем не менее, 27 октября, используя крупные силы танков и пехоты, противник, прорвав оборону 690-го стрелкового полка, в 16 часов овладел Волоколамском. Он пытался перехватить и шоссе восточное города, идущее на Истру, но эта попытка сорвалась: кавалеристы вовремя подоспевшей 50-й дивизии генерала Плиева совместно с артиллерией остановили врага.

К началу ноября 1941 года героическими усилиями Красной Армии наступление гитлеровских войск было задержано как на центральном участке, так и на всем советско-германском фронте. Операция «Тайфун» оставалась незавершенной, однако это не значило, что гитлеровское командование отказалось от ее осуществления. К этому времени в дивизиях кавгруппы оставалось не более, чем по 500 сабель.

Командование вермахта еще раз в 1941 году готовилось к наступлению на Москву, пополняло и перегруппировывало свои войска. Пока же на фронте шли бои местного значения.

Кавалерийская группа генерала Доватора сосредоточилась в районе Ново-Петровское, прикрывая с юга левый фланг 316-й стрелковой дивизии генерала Панфилова, оборонявшейся на Волоколамском шоссе. Находясь в нескольких километрах в тылу своих войск, конница приводила в порядок свои части после трехмесячных почти непрерывных боев и походов. 7 ноября сводный полк кавгруппы принимал участие в праздничном параде на Красной площади.

В конце октября — начале ноября немцы захватили на ее левом фланге несколько населенных пунктов, в том числе и Скирманово. Расположенное на высотах, всего в восьми километрах от Волоколамского шоссе, Скирманово господствовало над окружающей местностью, и неприятельская артиллерия оттуда простреливала шоссе. В любое время можно было ожидать, что враг со скирмановского выступа захочет перерезать эту магистраль и выйти в тыл основным частям 16-й армии. 4—7 ноября войска Рокоссовского пытались выбить врага из Скирманова, но не достигли цели.

Возможность ликвидации угрозы обсуждал с Рокоссовским в Звенигороде командующий Западным фронтом. К участию в операции командарм-16 не мог привлечь много сил. Взять Скирманово предстояло 50-й кавдивизии,18-й стрелковой ополченческой дивизии и 4-й танковой бригаде М. Е. Катукова, недавно прибывшей в 16-ю армию.

Бои за овладение этим пунктом продолжались с 11 по 14 ноября. Гитлеровцы упорно оборонялись, и то, что войска Рокоссовского, весьма ограниченные в силах и средствах, да еще в преддверии нового гитлеровского наступления, сумели отбить столь важный пункт у противника и нанести ему существенные потери, говорит о многом. Освобожденные от захватчиков Скирманово и Козлово представляли кладбище немецкой техники, только сожженных и разбитых танков корреспонденты центральных газет насчитали тридцать шесть. Среди трофеев, захваченных в Скирманово, были 150-миллиметровые пушки, много минометов, десятки автомашин. Улицы поселков были устланы трупами фашистских солдат. Но велики были и потери войск Рокоссовского — 200 убитых и 908 раненых.

Успех, достигнутый под Скирманово, не мог быть развит, на большее у 16-й армии не хватало сил. Тем не менее, 15 ноября, неожиданно, был получен приказ командующего Западным фронтом - нанести удар из района севернее Волоколамска по волоколамской группировке противника. Срок подготовки определялся одной ночью. Просьба Рокоссовского хотя бы продлить срок подготовки не была принята во внимание.

Как и следовало ожидать, частный контрудар, начатый 16 ноября по приказу комфронта, принес мало пользы. На первых порах, пользуясь неожиданностью, удалось даже вклиниться километра на три в расположение немецких войск. Но в это время, они начали наступление и нашим, выдвинувшимся вперед, частям пришлось поспешно возвращаться.

Кавгруппа, как всегда оказалась палочкой-выручалочкой и прикрывала отход других частей на свои позиции. Враг наседал на нее со всех сторон. Лишь благодаря своей подвижности и смекалке командиров конники вырвались и избежали полного окружения.

К утру 16 ноября кавгруппа заняла оборону. 50-я кавалерийская дивизия оседлала большак, выходящий на Волоколамское шоссе со стороны Рузы, 53-я кавалерийская дивизия перешла к обороне, прикрывая большак, идущий из Михайловского в Ново-Петровское. Штаб кавалерийской группы расположился в Язвище.

На рассвете 16 ноября 1941 года началось «генеральное» наступление немецко-фашистских войск на Москву.

dovator-3

Основной удар на северном крыле противника наносили 4-я и 3-я танковые группы. На участке, где наносился этот удар, оборонялись 316-я стрелковая дивизия генерала Панфилова, 1-я гвардейская танковая бригада генерала Катукова и части кавалерийской группы генерала Доватора.

Около восьми часов наблюдатели заметили 46 бомбардировщиков, приближавшихся с юго-запада под прикрытием 19 истребителей. Бомбардировщики, звено за звеном, пикировали на врывшихся в землю конников, бомбили, обстреливали из пушек и пулеметов. Деревни загорелись от множества сброшенных бомб. Лес был повален силой взрывов, лед на реке Ламе покрылся огромными полыньями и трещинами. Зенитная батарея кавалерийской группы встретила воздушную атаку и зажгла два «Юнкерса».

Вслед за шквалом артиллерийского огня началось наступление противника в полосе 50-й кавалерийской дивизии, где оборонялись в Морозове и Иванцове 43-й и 37-й кавалерийские полки. До 30 танков атаковали передовые эскадроны. Вслед за танками из леса вышла пехота (схема 3).

Из-за глубокого снега на полях танки развернуться не могли и двигались колоннами по дорогам. Пехотинцы, проваливаясь в сугробах чуть не по пояс, отстали. Пушки, находившиеся с передовыми эскадронами, открыли беглый огонь. Орудиям вторили глухие выстрелы противотанковых ружей.

Вскоре четыре вражеские машины загорелись, еще две остановились с искалеченными, пробитыми бортами; остальные начали развертываться в боевой порядок. Вперед, вздымая снежный вихрь, вырвались тяжелые танки. Бронированные громадины медленно надвигались, охватывая с флангов расположение передовых эскадронов, продолжавших отстреливаться. Генерал Плиев приказал дать сигнал об отходе передовых эскадронов к главным силам. Через несколько минут по снежному полю потянулись назад редкие цепочки спешенных кавалеристов. Их отход прикрывали противотанковые пушки.

Танки, сопровождаемые пехотой, поползли дальше к Ламе. С главной полосы обороны ударила наша артиллерия. Не дойдя до реки, танки повернули, оставив еще две подбитые снарядами машины. Вражеская пехота даже не смогла приблизиться на дистанцию ружейно-пулеметного огня. Первая вражеская атака захлебнулась.

Гитлеровцы подтянули резервы, перегруппировались, и снова густые пехотные цепи поползли вперед вслед за танками. Фронт наступления противника стал значительно шире, захлестнув Морозово и Иванцово. В первом эшелоне наступало до полка пехоты и 52 танка.

Наши войска отбили и вторую атаку врага, а за ней — третью и четвертую. Несмотря на то, что уже почти стемнело, атаки продолжались с неослабевающей силой. Вражеские цепи надвигались на наши позиции, откатывались назад, перестраивались, пополнялись и снова устремлялись вперед.

Вечером врагу все-таки удалось ворваться в пылающую груду развалин, которая еще утром называлась деревней Иванцово. Командир 37-го кавалерийского полка подполковник Ласовский отвел своих солдат метров на пятьсот к северу. Правофланговый 43-й кавалерийский полк еще с полчаса удерживал развалины Морозова, но, обойденный с обоих флангов, оказался под угрозой окружения. Командир полка подполковник Смирнов приказал эскадронам отойти за глубокий овраг, тянувшийся северо-восточнее деревни. Полк снова занял оборону на опушке леса. Гитлеровцам удалось овладеть всем передним краем обороны 50-й кавалерийской дивизии. На участке 53-й кавалерийской дивизии атаки противника были отражены.

Для восстановления положения в полосе обороны 50-й кавдивизии Доватором было принято решение ночной контратакой выбить противника из занятых им сел.

Развалины домов в Морозове и Иванцове догорели. Морозная ночь спустилась над Подмосковьем. На западе во весь горизонт полыхали огромные зарева пожарищ. Над передним краем противника то и дело в небо взвивались ракеты. Стреляли пулеметы. По небу метались длинные лучи прожекторов. На нашей стороне было тихо и темно...

Полки развернулись, охватив с трех сторон развалины деревни. Серые шеренги заколыхались, двинулись вперед, переходя в широкую рысь. До развалин оставалось шагов полтораста. Там все еще ничего не замечали.

Застрочили из автоматов дозорные, полевым галопом ворвавшись на улицу. Послышались команды, кони наддали хода, заклубилась снежная пыль, в темноте раскатилось «ура-а-а!»

Из развалин, из наскоро вырытых траншей послышалась ружейная трескотня, застрочили пулеметы, начали бить полуавтоматические пушки. Гитлеровцы сопротивлялись, но были окружены быстро спешившимися кавалеристами и разгромлены. Коноводы подали лошадей. 43-й кавалерийский полк рысью двинулся в сторону Морозова, один эскадрон обходил деревню с юга. Дозорные помчались вперед и вскоре донесли, что в развалинах никого нет: противник не принял боя и поспешно отошел на южный берег реки Ламы. Оба полка начали занимать свои прежние оборонительные позиции...

Едва забрезжил тусклый, поздний ноябрьский рассвет, 17 ноября, атаки противника возобновились. 5-я танковая дивизия продолжала настойчивые атаки против кавалеристов генерала Плиева, оборонявшихся между Волоколамским шоссе и рекой Ламой. В направлении Ново-Петровское против полков комбрига Мельника наступали части 10-й танковой дивизии.

Гитлеровцы бросили в бой массу пикирующих бомбардировщиков. Артиллерия и тяжелые минометы обрушились на позиции советских войск. После этого пошли в атаку густые цепи пехоты с десятками танков впереди. И опять под огнем из наших полуразрушенных окопов гитлеровцы вынуждены были отойти в исходное положение. Бой продолжался, не затихая, на протяжении пятнадцати часов.

...Десять танков прорвались в стыке двух наших эскадронов и устремились на командный пункт полка. Старший политрук Казаков, собрав группу ординарцев, связных, коноводов, поспешно организовал оборону.

Иван Глобин, комсомолец из станицы Прочноокопской, прижался к побелевшему от снега стволу многолетней сосны и зорко всматривался вперед. В руке была зажата бутылка с горючей смесью. Танки подползали. В морозном воздухе вились струйки пара от напряженно работавших моторов. Гремели выстрелы танковых пушек, трещали пулеметы. С визгом проносились снаряды, трассирующие пули стегали по деревьям, по сугробам, с шипением гасли в снегу.

Глобин прикидывал расстояние до ближайшего танка, двигавшегося немного левее его. Когда осталось шагов двадцать пять, он покрепче уперся сапогами в утоптанный снег, отвел правую руку назад. Стальная громадина проползала мимо. По соседней сосне резко защелкали пули. Глобин на секунду прижмурил глаза, как-то весь сжался, но тут же овладел собой, резко подался [80] вперед, метнул бутылку. Слух уловил звон разбившегося стекла. За башней прошедшего вперед танка вспыхнул огонек. Повалил дым. Танк, ткнувшись носом в дерево, запылал. Такая же участь постигла и другой танк, подбитый Глобиным связкой ручных гранат. За свой героический подвиг отважный комсомолец был награжден орденом Красного Знамени.

Танки остановились, усилив огонь. Заместитель командира полка майор Скугарев подбил вражескую машину, но был при этом тяжело ранен. Подоспевший взвод противотанковых ружей лейтенанта Захарченко подбил еще три танка. Тогда уцелевшие поспешили обратно.

...Батарея лейтенанта Алексея Амосова занимала огневую позицию на переднем крае, непосредственно за боевыми порядками спешенных эскадронов. Орудия, окрашенные белилами, были глубоко вкопаны в промерзлую землю; лишь длинные тонкие стволы, надежно прикрытые стальными щитами, виднелись поверх снега. Над орудиями были натянуты маскировочные сети с густо вплетенными кусочками — белой материи. Уже в полутора десятках метров пушки выглядели, как небольшие снежные холмики.

Накануне батарея вела тяжелый бой. Пять танков, броневик и одиннадцать машин с пехотой были разбиты меткими выстрелами артиллеристов, больше сотни гитлеровцев погибло от осколков их снарядов.

Над линией боевого охранения взвились ракеты. Из окопов послышалась автоматная дробь, застучали пулеметы, начали рваться мины.

Семнадцать танков в сопровождении пехоты, стреляя на ходу, двигались прямо на батарею. Снаряды рвались между орудиями, осколки с визгом рассекали воздух.

— По танкам, бронебойным, наводить во фланговые машины. Батарея — огонь!..

Левофланговый танк с разбегу встал, ткнувшись орудийным стволом в сугроб. На боевом счету старшего сержанта Дулина стало уже три уничтоженных танка!

Еще две машины замерли среди снежного поля. Батарея гремела частыми выстрелами; командиры орудий самостоятельно выбирали цели. Эскадроны весь ружейно-пулеметный огонь сосредоточили на вражеской пехоте, отсекли ее от танков и заставили залечь на снегу.

Тяжелый танк подошел метров на сто. Дулин поймал на прицел башню танка, рванул спуск. Не успел еще орудийный ствол стать на место после выстрела, как из-под башни вырвалось пламя, громыхнул взрыв, танк встал совсем рядом с пушкой.

Атака была отбита.

Еще три раза переходили гитлеровцы в атаку. Еще четыре танка и бронемашину подбили артиллеристы; два из них уничтожил расчет коммуниста Тихона Дулина. Пройти через огневую позицию батареи противнику не удалось. Девятнадцать артиллеристов этой батареи были награждены за отличие в этом бою. Лейтенант Амосов и старший сержант Дулин получили ордена Красного Знамени.

В конце дня пехота противника обошла Морозово и Иванцово и в сопровождении семи танков устремилась на Матренино, где располагался штаб дивизии. Связь со штабом была прервана. 37-й и 43-й кавалерийские полки оказались в окружении.

Подполковники Ласовский и Смирнов оставили свои, ставшие ненужными, позиции и сосредоточили эскадроны в лесу восточнее Иванцово. Было решено идти на Чисмену, разыскивать штаб дивизии. Там оставались тылы, коноводы. Идти пришлось пешком, голодными, в летнем обмундировании. Через Волоколамское шоссе прорвались с боем. Остановились на ночлег в деревне. Перед рассветом полки вышли на командный пункт 50-й кавалерийской дивизии.

53-я кавалерийская дивизия, действовавшая левее, отразила семь вражеских атак. В полдень гитлеровцам удалось прорваться в стыке полков первого эшелона. К месту прорыва выдвигались густые цепи резервов врага. Полковник Тимочкин бросил в контратаку эскадрон старшего лейтенанта Ипатова с тремя танками. Атакой танков и спешенной конницы во фланг гитлеровцы были сброшены с дороги в глубокий снег, метнулись было обратно, но с другого фланга были атакованы эскадроном старшего лейтенанта Курбангулова. Батальон 86-го моторизованного полка был разгромлен.

Почти два часа противник не предпринимал атак и только в наступающей темноте вновь бросил на конников до четырех батальонов пехоты с 30 танками. Под их натиском эскадроны 50-го и 74-го кавалерийских полков оставили Сычи и Данилково и снова заняли оборону.

К концу дня 111-й моторизованный полк врага прорвался по Волоколамскому шоссе в тыл дивизии, но комбриг Мельник перебросил резервный 44-й кавалерийский полк с танками, которые отбросили врага и восстановили положение.

* * *

Шли четвертые сутки непрерывного ожесточенного сражения за Москву. Особого напряжения бой достиг 19 ноября. В этот день совершили свой бессмертный подвиг 37 казаков 4-го эскадрона лейтенанта Красильникова из 37 кавполка 50-й дивизии. Полк Ласовского дрался в полуокружении. 4-й эскадрон был на левом открытом фланге на участке Федюково, Шелудьково. Лейтенант Красильников был убит. Офицеров в эскадроне больше не было. Командование принял на себя младший политрук Михаил Ильенко.

Из боевого донесения штаба 50-й кавдивизии:

"Командующему кавалерийской группой генерал-майору Доватору боевое донесение #1.74 штаба 50-й кавалерийской дивизии. Железнодорожная казарма (северо-восточнее Федюково).

22 ч. 30 мин. 19.11.41 г.

1. До батальона пехоты противника с 31 танком, артиллерией и минометами занимает Шелудьково. До 40 танков и до 50 машин с пехотой - Язвище.

2. В 18.00 противник, поддерживаемый танками, занял высоту 236,1 и окраину Федюково, но контратакой 37-го кавполка был выбит, и положение было восстановлено.

3. Трофеи - 2 ручных пулемета, 1 миномет.

Потери противника - 28 танков и до роты пехоты.

Наши потери (по неполным данным) - убитыми 36 человек, ранеными - 44 чел. Полностью выбыл 4-й эскадрон 37-го кавполка (убиты).

В 37-м кавполку осталось 36 человек и 1 станковый пулемет..."

На рассвете эскадрон атаковала вражеская пехота с десятью танками. Уничтожив гранатами и бутылками с горючей смесью шесть танков, казаки отбили атаку. Через несколько часов немцы бросили в бой двадцать танков. На помощь поредевшим защитникам рубежа по просьбе Доватора генерал Катуков направил пять тридцатьчетверок во главе со старшим лейтенантом Бурдой. Потеряв семь танков, немцы снова отошли, а катуковцы вернулись на свой рубеж обороны. Отражая третью атаку погибли все оставшиеся казаки эскадрона. Но танки к Москве на их участке не прошли.

Вспомним же фамилии всех 37 казаков-героев: младший политрук М. Г. Ильенко, Н. В. Бабаков (помкомвзвода), К. Д. Бабура, Н. И. Богодашко, Л. П. Вьюнов, А. П. Гуров, Н. С. Емельяненко (командир отделения), А. Н. Емельянов, Н. Н. Ершов, А. С. Желянов, И. П. Зруев, А. М. Индюков, И. Ц. Ильченко, И. Н. Киричков, В. К. Козырев, Е. М. Коновалов, Н. А. Кутья (командир отделения), Н. А. Лахвицкий, Д. Я. Мамкин, А. П. Маринич, П. Я. Меюс, И. Я. Носоч, Г. Т. Онищенко, В. И. Питонин, С. П. Подкидышев, Л. Г. Полупанов (командир отделения), П. Я. Радченко, А. И. Родионов, А. Ф. Родомахов, П. М. Романов, Г. А. Савченко, А. А. Сафарьян, В. Сивирин, М. К. Черничко, В. Г. Шаповалов, Н. К. Шевченко, Н. С. Яценко.

В районе деревни Деньково, где в те дни располагался командный пункт Доватора на братской могиле мемориального комплекса на бетонной стеле высечены слова: "В 1941 году здесь стояли насмерть героические защитники Москвы — гвардейцы генералов И.В.ПАНФИЛОВА, Л.М.ДОВАТОРА. Вечная слава героям!"

В 15 часов 20 ноября был получен боевой приказ командующего 16-й армией генерала Рокоссовского: кавалерийской группе отойти за Волоколамское шоссе, прикрывая правый фланг 8-й гвардейской (бывшей 316-й) стрелковой дивизии. В тот же день, 20 ноября, кавгруппа Доватора была преобразована в 3-й кавалерийский корпус, а 22 ноября в состав корпуса вошла 20-я кавалерийская дивизия под командованием полковника А.В.Ставенкова, прибывшая из Средней Азии.

20-я горно-кавалерийская дивизия

- командир п-к Ставенков А.В.

Сформирована в июле 1934 года на базе 7-й Туркестанской кавбригады. Перед войной входила в состав 4-го кавкорпуса.

Состав:

22кп(ком. м-р.)

50кп (ком. м-р )

74 кп(ком. м-р )

103кп

14кадн

20-я Краснознаменная ордена Ленина кавалерийская дивизия прибыла в Действующую армию из Среднеазиатского военного округа в середине ноября 1941 года. Личный состав дивизии уже обстрелялся, приобрел боевой опыт. Это была одна из старейших наших кадровых кавалерийских дивизий. Сформированная в начале 1919 года по приказанию М. В. Фрунзе для борьбы с конницей белоказаков, дивизия прошла славный боевой путь: громила рвавшиеся к Волге колчаковские корпуса, пробивала с боем дорогу в Туркестан, боролась с басмачами в Средней Азии, была награждена двумя орденами. Дивизия была хорошо укомплектована и вооружена.

К исходу 21 ноября 1941 года наши войска отошли на рубеж Истринское водохранилище, река Истра. Водоспуски были взорваны. Вода разлилась на десятки километров, преградив путь противнику. Наступление гитлеровцев на волоколамско-истринском направлении приостановилось.

Немецко-фашистские войска вынуждены были наносить главный удар севернее. 3-я танковая группа развернула наступление по берегам Волжского водохранилища на Клин, Солнечногорск. На это же направление — через Теряеву Слободу, Захарово — потянулись колонны танков и автомашин 46-го моторизованного корпуса 4-й танковой группы.

Командующий Западным фронтом генерал армии Г. К. Жуков, выдвинув на солнечногорское направление части 7-й гвардейской стрелковой дивизии полковника [88] Грязнова, приказал перебросить на Ленинградское шоссе конницу, поставив перед ней задачу сдерживать натиск противника до подхода фронтовых резервов.

На рассвете 23 ноября 1941 года командир 3-го кавалерийского корпуса генерал Доватор получил распоряжение командующего 16-й армией: форсированным маршем двигаться в район Солнечногорска. В его подчинение поступали 44-я кавалерийская дивизия, два танковых батальона из армейского резерва и два батальона 8-й гвардейской стрелковой Краснознаменной дивизии имени Панфилова.

44-я кавалерийская дивизия

- командир Куклин П.Ф.

Сформирована в июле 1941 года в Ташкенте.

Состав:

45кп(ком. м-р.)

51кп (ком. м-р )

54 кп(ком. м-р )

35 кадн

Противник с утра возобновил наступление, но был отброшен частями 20-й кавалерийской дивизии. Доватор приказал приехавшему в штаб корпуса командиру этой дивизии полковнику Ставенкову:

— Прикрывать марш главных сил корпуса в новый район сосредоточения. По моему радиосигналу оторваться от противника и отходить в направлении Солнечногорска.

В 9 часов утра 50-я кавалерийская дивизия уже двигалась полковыми колоннами через Нудоль к переправе через Истринское водохранилище, находившейся недалеко от села Пятница. За ними потянулись части 53-й кавалерийской дивизии.

После тяжелых боев с частями 2-й танковой и 35-й пехотной дивизий противника на рубеже реки Большая Сестра части 20-й кавалерийской дивизии отошли вдоль большака Теряева Слобода — Нудоль и снова преградили путь противнику. 103-й Гиссарский Краснознаменный и ордена Красной Звезды кавалерийский полк под командованием майора Дмитрия Калиновича и 124-й Краснознаменный кавалерийский полк, где командиром был майор Василий Прозоров, с батареями 14-го Краснознаменного конно-артиллерийского дивизиона под командованием майора Петра Зелепухина оборонялись в восьмикилометровой полосе Кадниково, Васильевско-Сойминово. 22-й Бальджуанский Краснознаменный кавалерийский полк под командованием майора Михаила Сапунова находился во втором эшелоне.

Командир дивизии полковник Анатолий Ставенков возвратился в Покровско-Жуково. Начальник штаба доложил ему, что оборонявшаяся левее 8-я гвардейская стрелковая дивизия оставила Ново-Петровское и ведет тяжелый бой с крупными силами противника, теснящего пехотинцев на лед Истринского водохранилища. Разъезды, посланные вправо для установления связи с полковником Куклиным, еще не возвратились; радиосвязь также не работала.

Около 10 часов утра противник усилил артиллерийский обстрел и возобновил наступление. Эскадроны встретили противника огнем. Вражеские цепи залегли. Частыми очередями ударили минометы. Над боевыми порядками противника встала стена разрывов. 111-й моторизованный полк, оставив на поле боя до двухсот трупов солдат и офицеров и четыре подбитых танка, поспешно отошел в исходное положение.

После неудавшегося фронтального наступления гитлеровцы предприняли обходный маневр. Противник начал обходить наш фланг с севера. Пять танков с десантом пехоты на броне сбили сторожевую заставу, ворвались в Кадниково и двинулись колонной по улице, заходя в тыл нашим артиллерийским позициям.

Из ворот одного дома выскочил солдат и устремился наперерез грохочущим машинам. Сапер Виктоненко, сжимая в каждой руке по противотанковой гранате, перебежал улицу, остановился в нескольких шагах от головного танка. Прогремели почти слившиеся в один два взрыва. Танк осел и накренился, подмяв гусеницами героя.

Остальные танки начали осторожно обходить горевшую машину. Был подбит еще один танк; он ткнулся в забор и окончательно перегородил дорогу. Тогда по скопившимся машинам дружно ударили наши батареи. Только двум танкам удалось вырваться из деревни.

Тело комсомольца Виктоненко было извлечено из-под вражеского танка и погребено на площади села Кадниково.

Вскоре в дивизию поступило по радио приказание выйти из боя и отходить в направлении села Пятница.

...Главные силы 3-го кавалерийского корпуса весь день двигались на северо-восток. Впереди раздавалась артиллерийская канонада, ветер доносил ружейно-пулеметную стрельбу. Это кавалеристы полковника Куклина продолжали удерживать свои позиции на северном берегу Истринского водохранилища. Сзади, со стороны Нудоль, также слышался грохот боя — дивизия полковника Ставенкова прикрывала марш-маневр главных сил конницы.

Доватор выехал вперед и остановился на опушке леса, осматривая проходившие полки. Впереди шла 50-я кавалерийская дивизия. Подъехал Плиев, остановился рядом с командиром корпуса. Оба молча смотрели на хорошо знакомые лица испытанных в боях солдат и офицеров. Мимо тянулись эскадроны и батареи, дравшиеся в июльские дни на реке Меже, ходившие в рейд по вражеским тылам, с тяжелыми боями отступавшие к Москве.

Мелькали лохматые бурки и алые башлыки офицеров, шинели и ушанки солдат. Проплывали полковые знамена, закрытые защитным брезентом. По обледенелой дороге громыхали орудия и пулеметные тачанки.

В боях на волоколамском направлении ряды конников сильно поредели. Были тяжело ранены командиры полков Смирнов и Ласовский, комиссары Абашкин и Рудь. Выбыли из строя прославившиеся в боях командиры эскадронов Виховский, Иванкин, Ткач, Куранов, Лющенко, политруки Борисайко и Шумский. Смертью героя пали лейтенант Красильников, секретарь парторганизации полка Сушков, разведчик Криворотько, пулеметчик Акулов. Многие солдаты и офицеры отдали свою жизнь на подступах к родной Москве.

Перед командиром корпуса проходили полки, внешне больше похожие на эскадроны. Но строгий, наметанный глаз подмечал, что колонны на марше идут организованно, стройно. Лихо подлетают командиры полков, рапортуя Доватору. Солдаты подтягиваются, равняя ряды, дружно отвечают на приветствие генерала. Позади эскадронов и батарей двигаются старшины, дежурные, как и полагается по уставу. По всему видно, что идут хорошо дисциплинированные части, крепко спаянные в боях и походах.

...Было уже около полуночи, когда Доватор прибыл в штаб корпуса. Подполковник Картавенко доложил, что противник занял Солнечногорск, передовые его части выдвинулись на рубеж Селищево, Обухово.

Генерал присел к столу, придвинул карту. Мягко ступая валенками, в комнату вошел адъютант.

— Товарищ генерал, прибыли полковник Куклин и командиры танковых батальонов.

— Просите сюда.

Дверь открылась, впуская вошедших. Невысокий в серой бекеше с башлыком за плечами полковник четким движением приложил руку к ушанке, отрапортовал:

— Товарищ генерал, 44-я кавалерийская дивизия согласно приказу командующего армией поступила в ваше подчинение.

Доватор, встав при первых словах рапорта, крепко пожал полковнику руку, предложил сесть. Куклин отошел, пока командиры танковых батальонов докладывали, что их батальоны имеют на вооружении новые танки в штатном количестве, а экипажи укомплектованы кадровыми танкистами, уже побывавшими в боях. При этих словах лицо Доватора просветлело.

— Доложите обстановку, товарищ полковник, — обратился он к Куклину.

Куклин, наклонившись над картой, коротко доложил, что его дивизия после трехдневных боев отошла на восточный берег реки Истры, полки понесли значительные потери, но готовы к выполнению любой боевой задачи. У противника действуют передовые батальоны 23-й и 106-й пехотных дивизий; танков у гитлеровцев стало значительно меньше. «Раз танковые дивизии противника остались где-то сзади, очевидно, они приводят себя в порядок после боев на берегах Волжского водохранилища под Клином, — подумал Доватор. — Противник занял Солнечногорск поздно. Ночью гитлеровцы разведки не ведут».

Доватор встал.

— Я решил нанести по противнику ответный удар, — заговорил он. — Гитлеровцы уверены, что завтра, вернее сегодня, — поправился он, бросив взгляд на часы, — они будут уже на московских окраинах. О подходе конницы и танков противнику еще не известно. Наш удар захватят его врасплох. Мы выиграем сутки — двое для подхода и развертывания фронтовых резервов...

У Куклина невольно вырвалось:

— Вот это здорово!.. Виноват, товарищ генерал, — моментально спохватился он.

— Удар наносят с юга-востока 44-я и 50-я кавалерийские дивизии с обоими танковыми батальонами, — продолжал Доватор. Картавенко привычно быстро отмечал по карте. — 53-я кавалерийская дивизия должна оседлать Ленинградское шоссе и Октябрьскую железную дорогу; с подходом батальонов 8-й гвардейской стрелковой дивизии оборону передать им и атаковать Солнечногорск с востока. 20-я кавалерийская дивизия составит корпусной резерв.

Поскакали в части офицеры связи штаба корпуса с боевым приказом. Выехали неутомимые инструкторы политического отдела, получив задание: в течение остатка ночи собрать коммунистов и с их помощью довести до каждого бойца новую боевую задачу и значение ее успешного выполнения для всего хода обороны столицы.

Под покровом ночи кавалерийские полки выходили на исходное положение. Лязгая гусеницами, ползли танки, занимали огневые позиции батареи. Впереди всю ночь мерцали огни, слышался отдаленный шум моторов: вражеские дивизии подтягивались к Солнечногорску, готовясь к новому решительному броску на Москву.

Морозным, пасмурным утром 24 ноября 1941 года 3-й кавалерийский корпус нанес контрудар по врагу.

Главный удар наносила 50-я кавалерийская дивизия. Правофланговый 37-й кавалерийский полк, продвинувшись километра на два, был задержан огнем вражеской пехоты. 47-й кавалерийский полк, наступавший на левом фланге дивизии, также имел незначительное продвижение.

Тогда генерал Плиев ввел в бой резервный полк с обоими танковыми батальонами. Спешенные эскадроны ворвались в Селищево. Противник бросил в контратаку батальон пехоты, но был смят кавалеристами, впервые шедшими в атаку вместе с новыми уральскими танками «Т-34».

Эскадроны 43-го кавалерийского полка обошли с севера Мартыново, где противник продолжал оказывать упорное сопротивление, и ворвались в расположение гитлеровцев. Полетели ручные гранаты, солдаты бросились в штыки. Головной эскадрон капитана Сахарова с хода атаковал врага вслед за танками; его примеру последовали остальные подразделения. После ожесточенного уличного боя второй батальон 240-го немецкого пехотного полка был разгромлен.

Удар кавалерии был полной неожиданностью для противника. Немецко-фашистское командование начало спешно подтягивать резервы из Солнечногорска. В небе появились «Юнкерсы». Противник ввел в бой главные силы 23-й и 106-й пехотных дивизий и около 50 танков. Два вражеских батальона с восемью танками атаковали левый фланг 50-й кавалерийской дивизии и стали заходить кавалеристам в тыл. Генерал Плиев возглавил последний оставшийся в его резерве эскадрон и при поддержке танков повел его в контратаку. Противник был отброшен. Наши части начали переходить к обороне на достигнутом рубеже.

53-я кавалерийская дивизия перешла в наступление около полудня, продвинулась до семи километров, захватила гаубичную батарею, около ста пленных. Но вражеское командование подтянуло резервы, бросило на конников свои бомбардировщики, и комбриг Мельник вынужден был отдать приказ закрепиться на достигнутых рубежах.

Внезапный удар 3-го кавалерийского корпуса сорвал наступление крупной группировки противника от Солнечногорска в сторону Москвы. Гитлеровцы были отброшены, понесли значительные потери и потеряли целые сутки, которые были использованы советским командованием. Головные батальоны 7-й гвардейской стрелковой дивизии начали выгружаться на станции Поварово, чтобы занять оборону на Ленинградском шоссе.

Еще двое суток кавалеристы удерживали свои позиции. Противник, введя в бой 2-ю танковую дивизию и крупные силы авиации, предпринимал одну атаку за другой, но все напрасно. В этих боях гитлеровцы потеряли только убитыми семьсот солдат и офицеров, 22 танка и три бомбардировщика.

26 ноября противнику удалось несколько продвинуться вдоль Ленинградского шоссе и вклиниться между 53-й кавалерийской дивизией и батальонами 7-й гвардейской стрелковой дивизии. Вражеские танки и моторизованная пехота захватили Есипово и Пешки.

Командир корпуса перебросил на правый фланг 50-ю кавалерийскую дивизию с обоими танковыми батальонами. Ударом конников, танкистов и гвардейских стрелков прорвавшаяся группировка противника была отброшена. В этом бою смертью храбрых пали, ведя своих солдат в атаку, капитан Кулагин и старший политрук Казаков.

Трое суток драгоценного времени получило советское командование в результате смелого удара и стойкой обороны кавалеристов и пехотинцев. За это время фронтовые резервы заняли оборону, прикрыли Ленинградское шоссе и снова преградили немецко-фашистским войскам путь к Москве.

Утром 27 ноября в штаб кавкорпуса пришло радостное известие. Приказом №342 от 26.11.1941 года кавкорпусу присваивалось гвардейское звание.

«...За проявленную отвагу в боях с немецкими захватчиками, за стойкость, мужество и героизм личного состава Ставкой Верховного Главнокомандования преобразованы:

...3-й кавалерийский корпус — во 2-й гвардейский кавалерийский корпус (командир корпуса генерал-майор Доватор Лев Михайлович);

...50-я кавалерийская дивизия — в 3-ю гвардейскую кавалерийскую дивизию (командир дивизии генерал-майор Плиев Исса Александрович);

...53-я кавалерийская дивизия — в 4-ю гвардейскую кавалерийскую дивизию (командир дивизии комбриг Мельник Кондрат Семенович);

...Указанным корпусам и дивизиям вручаются гвардейские знамена»

Наступили решающие дни битвы за Москву. Наша страна, советские войска напрягали все силы, чтобы сдержать яростный натиск противника.

Немецко-фашистское командование сосредоточило на Ленинградском шоссе 23-ю и 106-ю пехотные и 2-ю танковую дивизии и категорически приказало им прорваться к Москве по кратчайшему пути с северо-запада. Частям 40-го моторизованного корпуса удалось овладеть городом Истра.

Войска 16-й армии под натиском численно превосходящего противника с тяжелыми оборонительными боями отходили на восток.

К 29 ноября гитлеровцы перебросили на восточный берег реки Истры 5-ю танковую и 35-ю пехотную дивизии и вышли к Алабушеву, угрожая замкнуть кольцо окружения вокруг кавалерийского корпуса.

Во второй половине дня командир корпуса принял решение начать вывод дивизий из боя, чтобы снова перейти к обороне вне кольца вражеского окружения. Штабным офицерам, которые поехали в дивизии передавать боевой приказ и контролировать его выполнение, Доватор сказал:

— Передайте командирам и комиссарам частей и пусть это знает каждый солдат: противник проскочил южнее нашего расположения, оказался у нас почти в тылу; мы нанесем удар на восток, разорвем вражеское кольцо и снова перейдем к обороне фронтом на запад. Не оставлять противнику не только ни одного орудия или пулемета, но даже ни одного колеса от повозки. Категорически требую: вывезти в тыл всех раненых, а также тела погибших в бою для предания их земле с воинскими почестями. Командирам, коммунистам, комсомольцам быть первыми при прорыве, последними при отходе!..

Основная тяжесть прорыва выпала на части 20-й кавалерийской дивизии, оборонявшейся на левом фланге корпуса.

Утром 30 ноября вражеская пехота и танки возобновили атаки вдоль Ленинградского шоссе. В тыл дивизии прорвались два пехотных полка с танками. Дивизия оказалась в кольце. Бомбардировщики непрерывно бомбили лес, по которому отходили наши части. Вековые деревья, поваленные взрывной волной, мешали движению.

В полдень 124-й кавалерийский полк, подойдя к линии Октябрьской железной дороги, был встречен огнем прорвавшихся вперед вражеских танков и лыжников-автоматчиков. Полк развернулся и с хода устремился в направлении Чашниково, где снова занял оборону. Его правофланговые подразделения установили связь со стрелковыми батальонами дивизии полковника Грязнова.

Эскадроны 22-го кавалерийского полка при поддержке огня 14-го конно-артиллерийского дивизиона, расположившегося на опушке леса, перешли в атаку на Алабушево, выбили гитлеровцев из села, но тут же были атакованы во фланг двумя батальонами пехоты с 46 танками. Вражеские батареи произвели огневой налет на село. Одним из первых снарядов был тяжело ранен командир дивизии полковник Ставенков. Командование дивизией принял подполковник Тавлиев.

Эскадроны отошли на километр и окопались на опушке леса, сомкнув фланг с подразделениями 124-го кавалерийского полка.

Противник еще несколько раз поднимался в атаку, пытаясь сбить конницу с ее оборонительного рубежа, но все безрезультатно.

103-й кавалерийский полк прикрывал прорыв главных сил дивизии. Спешенные эскадроны развернулись по железной дороге и шоссе и отбили несколько атак пехоты. Потерпев неудачу, противник начал обходить наши боевые порядки лесом. Завязались жестокие схватки; в бой втянулся резервный эскадрон, а за ним и специальные подразделения: химики, саперы, зенитчики.

Три танка с десантом автоматчиков обошли левый фланг полка и устремились к штабу. Здесь находилось Почетное Революционное Красное Знамя Центрального Исполнительного Комитета РСФСР, которым полк был награжден за взятие в 1921 году крепости Гиссар и разгром банд эмира бухарского Сейд-Алим-хана. Рядом стояло Боевое Знамя с орденом Красной Звезды от Всебухарского Центрального Исполнительного Комитета за разгром в 1922 году басмаческих банд Энвера-паши и Ибрагим-бека.

Штаб полка охраняли одиннадцать солдат комендантского взвода с двумя ручными пулеметами и противотанковым ружьем. Они вступили в бой. Старший сержант Лукаш связкой ручных гранат подбил головной танк, второй танк подожгли бронебойщики, а третий застрял в сугробе и вел пулеметный огонь.

Неравный бой продолжался больше получаса. Все защитники полковых Знамен, кроме одного — раненого младшего сержанта Степана Онуприенко, были убиты. Онуприенко, напрягая последние силы, вставил в автомат диск и в упор полоснул по наседавшим гитлеровцам. Оставляя на снегу убитых и раненых, враги отползли за деревья.

Почти теряя сознание, младший сержант Онуприенко поднялся, швырнул гранату и, пораженный третьей пулей, упал, прикрыв своим телом запорошенные снегом зачехленные Знамена.

Подоспевшие на выстрелы кавалеристы отбросили гитлеровцев и бережно подняли застывающее тело героя и две полковые святыни — Знамена, защищая которые отдал свою жизнь Степан Онуприенко. Близ штаба полка стояли три подбитых вражеских танка, валялось до сорока трупов гитлеровцев.

С наступлением темноты противник прекратил атаки. Подразделения 103-го кавалерийского полка присоединились к своей дивизии, снова занявшей оборону на Ленинградском шоссе, в селе Большие Ржавки.

Части 3-й гвардейской кавалерийской дивизии, через боевые порядки которых отходили выходящие из боя кавалерийские дивизии первого эшелона, оказались в глубоком тылу противника. В течение дня гитлеровцы несколько раз переходили в атаку на конников, но успеха не имели. Как только стемнело, генерал Плиев повел дивизию на прорыв. Авангардный полк короткими ударами сбивал вражеские заслоны, пробивая дорогу главным силам. К рассвету части дивизии вышли из окружения и сосредоточились в селе Черная Грязь, где снова перешли к обороне. В состав дивизии был включен 1-й Особый кавалерийский полк, сформированный из трудящихся Москвы.

Таким образом, попытка противника окружить и уничтожить 2-й гвардейский кавалерийский корпус и прорваться в полосе его обороны к Москве потерпела крах. Все части корпуса в полном порядке, со всей боевой техникой вырвались из кольца трех вражеских дивизий и снова заняли оборону на ближних подступах к столице.

С этого рубежа конногвардейцы уже не отошли ни на шаг!

Закончился оборонительный период великой битвы под Москвой.

«Генеральное» наступление противника на столицу Советского Союза провалилось. Вместо молниеносного удара трех танковых групп, в стальные «клещи» которых Гитлер намеревался зажать советские войска, оборонявшие Москву, группа армий «Центр» вынуждена была буквально ползти к Москве. На обходящих, внешних флангах гитлеровцам удалось за двадцать дней наступления продвинуться на сто километров, но наша оборона нигде прорвана не была.

К 5 декабря 1941 года вражеская группировка, истощенная тяжелыми потерями, начала переходить к обороне на рубеже Калинин, Яхрома, Крюково, Наро-Фоминск, западнее Тулы, Мордвес, Михайлов, Елец.

В самый критический момент, когда в ряде мест линия фронта проходила по дачным местам Подмосковья, Ставка Верховного Главнокомандования отдала приказ о переходе Советской Армии в решительное контрнаступление.

6 декабря войска Западного фронта нанесли мощные удары по флангам 3-й, 4-й и 2-й немецких танковых групп, вышедших на ближние подступы к Москве и Туле. Резервные 1-я ударная, 20-я и 10-я армии, сосредоточенные в районе Дмитров, Яхрома, Химки и южнее Рязани, перейдя в наступление, сломили упорное сопротивление противника. Вслед за ними начали наносить удары по врагу и войска 16-й армии генерал-лейтенанта К. К. Рокоссовского. 7-я и 8-я гвардейские стрелковые, 44-я кавалерийская дивизии и 1-я гвардейская танковая бригада, разгромив крюковскую группировку противника, овладели Крюковом и истребили вражеский гарнизон, отказавшийся сложить оружие. 18-я стрелковая дивизия полковника Чернышева выбила гитлеровцев из Шеметова. 9-я гвардейская стрелковая дивизия генерала Белобородова захватила узел дорог Нефедово.

Развивая успех, армии правого крыла Западного фронта нанесли поражение 3-й и 4-й танковым группам и 6–10 декабря продвинулись на запад от 25 до 60 километров. Войска левого крыла продолжали преследовать разгромленную 2-ю вражескую танковую армию. Севернее развернулось контрнаступление войск Калининского фронта, руководимых генерал-лейтенантом И. С. Коневым и получивших задачу разгромить 9-ю немецкую армию и освободить Калинин. Южнее войска правого крыла Юго-Западного фронта (командующий «Маршал Советского Союза С. К. Тимошенко, член Военного Совета Н. С. Хрущев) нанесли сильный удар по 2-й немецкой армии в районе Ельца. Вражеские части, на которые обрушились эти сокрушительные удары, еще несколько дней пытались продолжать наступление, но в конце концов вынуждены были прекратить его.

Контрнаступление Советской Армии развернулось на огромном фронте от Калинина до Касторное.

 

http://konnica.tut.su/vov-1941-dovator-4.htm