В ста пятидесяти километрах от монгольской границы, в самом начале Чуйской степи, расположился Алтайский пограничный отряд. Туда и отправился корреспондент "ВПК" вместе с заведующим отделом по взаимодействию с Вооруженными Силами и правоохранительными учреждениями Барнаульской епархии протоиереем Михаилом Погибловым и иеродиаконом Серафимом (Беликовым).
Железные ворота с красными звездами, выкрашенными свежей краской. Нас встречает высокий, статный священник с широкой приветливой улыбкой и добрыми, умными глазами.
- Иеромонах Варлаам, - представляется он, и священнослужители, как старые добрые друзья, приветствуют друг друга.
Входим на территорию части. Взор сразу же притягивает небольшая деревянная церковь с оцинкованным куполом.
- Это наш воинский храм в честь мученика Евгения Милетинского, - объясняет отец Варлаам. - Его строительство началось в 2001 году. 8 мая того года покойный владыко Антоний освятил венец, а 10 августа 2002 уже владыко Максим освещал наш храм. Многое для воцерковления наших воинов дала стройка. Интересно было наблюдать, как изменялось поведение трех призывов военнослужащих, которые принимали участие в строительстве храма. Конечно, солдаты не выполняли каких-то квалифицированных работ, но то, что они строили своими руками церковь, для них было хорошим жизненным уроком.
- А почему храм имеет такое название?
- Изначально желание было назвать храм в честь пограничника Евгения Родионова, но, поскольку до сих пор канонизации его нет, владыко Антоний предложил: "Давайте назовем храм в честь его небесного покровителя". Кстати, его мама, Любовь Васильевна, останки Жени привезла домой в день его ангела 20 ноября, а 21 ноября хоронили. Поэтому в честь Евгения Милетинского храм и освятили, но мы все равно считаем его храмом-памятником Евгению Родионову. Он является первым из храмов Пограничной службы. На территории погранотрядов до сих пор храмов действующих нет. Правда, насколько нам известно, недавно начали строить на Дальнем Востоке. Есть храм также и в Калининграде, в Пограничном институте. Но в погранотряде - это первый. Все получилось по милости Божьей. Если так можно сказать, "созрело командование", неожиданно появился благотворитель - товарищ атамана Сибирского казачьего войска - и говорит: "Давайте строить храм!". Он строился очень тяжело, много препятствий было. Я к своему духовнику отцу Пахомию приехал, говорю: "Батюшка, так тяжело строится церковь, постоянно какие-то препятствия, какие-то препоны". А он мне отвечает: "Если бы не было угодно Господу, то строилось бы очень легко. Тут сатана сопротивляется".
- Как у вас складываются взаимоотношения с командованием отряда?
- С самого начала у меня сложились очень хорошие взаимоотношения с командиром части полковником Кузьминым Евгением Ивановичем и начальником штаба подполковником Буеровым Алексеем Николаевичем, заместителем командира по воспитательной работе полковником Корчевским, за что я им очень благодарен. Они всегда стараются поддерживать меня. Хотя не все, конечно, хотят активно работать с Церковью, но думаю, что это дело времени. Хорошие отношения сложились с начальником клуба прапорщиком Бондарцевой Инессой Владимировной. С ней очень легко организовывать наши мероприятия. Мы собираемся на следующей неделе работать по подразделениям. Обычно это происходит в неформальной обстановке. В свободное для ребят время мы садимся и беседуем.
- Солдаты приходят в храм?
- Приходят. Не на каждую службу, но приходят. Двери храма, когда я нахожусь в нем, всегда открыты. Заходят солдаты не только крестик или иконку попросить, даже просто постоять. Несколько раз бывало, спрашиваю: "Что вам необходимо?". А солдат отвечает: "Разрешите, я просто постою". Постоит, постоит, помолится или нет, это другое дело, но потом приходит опять что-то спросить, посоветоваться.
У нас бывало, что какие-то негативные случаи вскрывались благодаря моему вмешательству. Если солдат приходит ко мне, я вижу по его лицу, что с ним происходит. Начинаем разговаривать. Он мне рассказывает, что произошло. Тогда мы с командованием вместе решаем, какие меры принимать. Был случай, когда меня по просьбе командования попросили выехать на заставу, где произошло самоубийство, для того чтобы помочь разобраться, что же было на самом деле. Знаете, священнику они больше рассказывают, чем офицеру. Многое выясняется в частных разговорах с солдатами, тем более что с командованием у меня есть договоренность - источники никогда не раскрываю. Я просто прихожу к командиру и говорю, что в такой-то роте у нас неблагополучно. Они тогда начинают активно работать в подразделении. Был случай, когда удалось предотвратить возбуждение уголовного дела.
С некоторыми отслужившими ребятами, которые часто приходили ко мне и помогали в храме, я до сих пор поддерживаю контакты. В основном это те, кто живет в этих краях - Алтайском крае, Республике Алтай. Недавно из Бийска звонили, приглашали в гости. Приехал как-то на епархиальное собрание в Барнаул. Иду по улице, навстречу парень, я его и не помню, а он ко мне с распростертыми объятиями: "Помните, вы меня в увольнение брали?".
- С какими сложностями вы сталкиваетесь в своей работе?
-Сложностей много, прежде всего оттого, что не определен статус священника в армии. Вроде бы на словах у нас и есть договоренность о сотрудничестве, но проблем очень много возникает. Нет механизма, который бы защищал права верующего. Все, что делается в армии по религиозному просвещению военнослужащих, совершается в основном за счет личных контактов священнослужителя с командованием части.
Разговор с иеромонахом Варлаамом продолжаем за чашкой крепкого чая уже в гарнизонной гостинице, занимающей второй этаж старого деревянного барака, являющегося пристанищем для десятков семей офицеров погранотряда.
- Как воспринимают солдаты Евгения Родионова?
- Евгений Родионов - это вообще солдатский святой. Я обращал внимание, что солдаты приходят и обращаются к нему с молитвой. В настоящее время он востребован и нужен военнослужащим. Он нужен и мне. В этом сомнений нет, он помогает удивительным образом. Порой происходят просто поразительные события. Был такой случай. Наша машина застряла в монгольской степи, буксует. Водитель говорит мне: "Батюшка, может быть, вы помолитесь?!". И я прочитал молитву: "Мучениче Евгение, помоги нам:". Вдруг КамАЗ дернулся, выехал из этой ямы и двинулся дальше, хотя перед этим мы более получаса буксовали. Ребята воспринимают Евгения очень близко. Великая Отечественная война, ее герои - для них очень далеко, а Женя Родионов - вот он рядом, их сверстник. Когда я им рассказываю о нем, что он играл на гитаре, занимался спортом, был обычным мальчишкой, они понимают и верят. У них загораются глаза, появляется осмысленный взгляд. Но что отличало его от других - это сила духа. Даже во имя собственной жизни он отказался снять крест. Он выбрал веру в Господа.
Когда я крещу ребят, всегда говорю, что мы вас крестим в храме, который построен в память о святом покровителе Евгения. Когда крест одеваю, напоминаю: "Крест - это не амулет, не украшение. Христианином надо быть!". Крест - это символ православной веры в распятого за нас Господа. То, что Евгений - христианин, он доказал в тот момент, когда перед ним встал страшный выбор между жизнью и смертью.
Мальчишки у нас интересные. Они говорят, не мученик Евгений, а Женька, как будто речь идет о том, кто рядом с ними в казарме. Приходят и говорят: "Женьке помолиться надо".
В день памяти Евгения мы делаем обычно в клубе памятную композицию. Я плохой сценарист, но стараюсь что-то рассказать о нем, читаем стихи, поем. Кстати, много песен появилось о нем в последнее время: Евгений Бунтов из Екатеринбурга, Ольга Дубова из Москвы сочинили хорошие песни.
Первый раз, когда мы показывали композицию о Евгении Родионове, у нас служили дагестанцы. Помню, в зале их было человек двадцать. Стояла мертвая тишина. После представления подходит ко мне парень-дагестанец и говорит: "Слушайте, а этот, про которого вы рассказывали, настоящий мужчина". У меня такая радость была. Потом ребята с Кавказа ко мне в храм приходили, я беседовал с ними о Господе.
Считаю, что Евгений уже канонизирован солдатской средой. В Чечне я видел сделанные солдатами из олова маленькие образочки с его изображением. Замечал небольшие ламинированные фотографии, которые военнослужащие носят в нагрудном кармане камуфляжа. Заходишь, например, в палатку, и там имеется икона Евгения Родионова. Пусть она примитивная, но она есть. Там о нем знают все.
Помните ту страшную первую чеченскую войну, когда солдата спрашивают, за что ты воюешь, а он отвечает: "Не знаю!". Это было для меня самое ужасное. Человек не знает, за что он воюет! Однажды владыко Максим с нашими офицерами разговаривал, так некоторые ему признались: "Какая Россия, я здесь по контракту, деньги пришел зарабатывать". У него было такое тяжелое впечатление от этой беседы. А Евгений Родионов указал причину, из-за чего идет война. То, что происходило в Чечне, это раковая опухоль. И не даром столько сил было положено в XIX веке на завоевание Кавказа. Сорок шесть лет шла кавказская война именно потому, что нельзя было у себя на границе терпеть бандитский анклав. Почему Казанское царство царь Иоанн Грозный уничтожил? Точно из таких же соображений.
Вы помните воина Фому, которого во время войны с Дербентским ханством в XIX веке взяли в плен? Он отказался перейти в ислам. С него живого сняли кожу и отрубили голову. Об этом Федор Михайлович Достоевский еще писал. Тогда мусульмане, пораженные мужеством православного воина, отдали его тело русским войскам. Он до сих пор не канонизирован, несмотря на то что и в XIX, и в начале XX века шел разговор о его канонизации. Подвиг Евгения Родионова в наше время подобен подвигу воина Фомы.
Иногда офицеры говорят: "Ну что еще надо для канонизации Евгения, ведь он же крест не снял?!". Ведь для половины крещеных в подобной ситуации снять крест не составило бы труда. А он его не снял и стал примером стойкости православного духа для наших русских солдат. Три с половиной месяца он с товарищами был в плену в Бамуте. Сидели в подвале, где дыба, пытки, морят голодом, издеваются, и он креста не снял, не смог переступить через себя. Для меня все воины, павшие вместе с Евгением, святые. Я их так и поминаю, мученика Евгения и иже с ним пострадавших мучеников Игоря, Александра и Андрея воинов.
Когда приехала Любовь Васильевна, я ей говорил, что церковь наша тяжело строилась, много препятствий было, но меня Евгений поддерживал во время строительства. Я клал его фотографию и с ним разговаривал. Было легче. А мать погибшего солдата, прошедшая ад, мне ответила: "А знали бы вы, как он меня поддерживает!". И дай Бог, чтобы сегодня было больше таких ребят, как Евгений. Поэтому сегодня его канонизация нужна каждому их нас, нужна прежде всего армии, которую в свое время втоптали в грязь.
- Как вы считаете, возможно ли в настоящее время введение института полковых священников и какова должна быть подчиненность в таком случае?
- Прежде всего необходимо подготовить поколение офицеров, которые были бы воцерковлены. Тот командный состав, который будет разбираться в элементарных вопросах, связанных с православием, верой, религией, сможет противостоять атаке сектантов на армию. Это очень важно. Молодые офицеры приходят в большинстве абсолютно безграмотные религиозно. Они сегодня не готовы беседовать с верующим солдатом. Религиозное просвещение следует вводить в учебные программы военных училищ и академий. Этот процесс, конечно, достаточно длительный, но будет результативным. Не стоит забывать, что в советские времена военные и учителя являлись самой идеологизированной частью общества, поэтому до сих пор на мировоззрение некоторых старших офицеров продолжает довлеть безбожие. В настоящее время осознанная вера имеется у офицеров, прошедших горячие точки. Они всегда поддерживают мои начинания. С ними очень легко контактировать. Например, один из офицеров-воспитателей майор Короткевич воевал в Чечне. Пусть он в храме бывает не очень часто, но у него есть внутреннее понимание, что без веры российский солдат и офицер Родине самоотверженно служить не могут.
Что касается подчиненности, то она должна осуществляться как со стороны Церкви, так и со стороны командования. Командир отряда уже сейчас меня называет своим шестым заместителем.
В разговор вступает отец Михаил:
- Сегодня мы хотим, чтобы Церковь в армии стала официальной структурой, потому что большинство военнослужащих считают себя православными. Сегодня священник делает все на личном энтузиазме, пытается пробиться к сердцу каждого, а это прежде всего проповедь. Он должен привести человека к вере, согреть его душу аргументами не только слов, но и дел. Доказать, что он нужен. Это очень важно.