Греки не приняли Флорентийской унии, но и римский папа не мог подать им помощи против турок: когда турки решились покончить с ними, никто почти не пошел на защиту Царьграда.
Султан Магомет II приказал построить башню на азиатском берегу Босфорского пролива против самого Царьграда. Башня эта называлась «Перережь-горло», потому что ока могла задержать всех плывших к Царьграду и из Черного и из Мраморного морей.
Царь греческий Константин Палеолог, преемник Иоанна, встревожился и послал спросить Магомета, зачем он это делает.
Магомет отвечал: «Я могу делать все, что мне угодно. Один берег Босфора принадлежит мне, потому что на нем живут турки, а другой потому, что вы не умеете его защищать. Скажите вашему государю, что если он еще раз пришлет ко мне с такими вопросами, то я велю с его послов кожу содрать».
Константин попытался предложить султану большую дань, чтобы только он не строил башни. Но и это предложение было отвергнуто. Тогда царь послал сказать Магомету: «Ты желаешь войны — так пусть же будет по-твоему. Мое прибежище Бог: если Он хочет предать тебе мой город, то на это Его воля. Но я до последней капли буду защищать свой народ».
И греки и турки стали готовиться к решительной борьбе. Греческая империя состояла в то время всего из одного Царьграда да его окрестностей, и Константин мог выставить для защиты своей только 7000 человек, между тем как турецкая рать простиралась до 250 тысяч. Однако, несмотря на малочисленность войска, взять Царьград было нелегко. Со стороны суши он был окружен необыкновенно крепкими стенами, а вход в его гавань греки заперли железными цепями, так что со стороны моря турецкие суда подойти к нему не могли.
Магомет повел правильную осаду. Между прочим он подкатил к городу на 60 волах огромную пушку весом в 1900 пудов, длиною в четыре сажени; заряжали ее каменными ядрами, каждое в 36 пудов; ядро за четыре версты попадало в цель и, когда падало на землю, пробивало яму с лишком в два аршина глубиною. И стрелять из нее можно было только семь раз в день, а то она слишком накалялась; и после выстрела надо было тотчас смазывать ее бычачьим салом. Другие пушки, а их было около двухсот, тоже были очень велики и тяжелы; каждую из них везли 40 волов. Из этих-то пушек турки стали громить стены Царьграда. А чтобы подойти к городу со стороны моря, султан приказал устроить на суше помост из досок, намазать его салом и перетащить по нему в гавань турецкие корабли.
Целыми днями громили турки цареградские стены; от пушечных выстрелов дрожала земля, в стенах оказывались проломы, но греки оборонялись крепко: днем они бессменно стояли на стенах, а ночью чинили повреждения. Константин показывал всем пример храбрости.
Уже целых два месяца тянулась осада. Турки свирепели от сопротивления, а число защитников Царь-града уменьшалось. Населением стало овладевать уныние. Появились толки о разных видениях и знамениях. Сам патриарх и многие граждане видели, как из храма св. Софии исшел огонь и поднялся к небу. Это видение истолковали так, что Бог оставил цареградские святыни на жертву туркам. В другой раз, ночью, стоявшие на стенах сторожа заметили над городом черную тучу: она смотрела на Царьград красными, точно кровавыми, очами, и из очей этих лились слезы.
Магомет терял терпение. Наконец он объявил войскам, что если город будет взят, то он позволит три дня грабить его, и назначил на 29 мая 1453 года общий приступ.
Из города заметили приготовления турок, и отчаяние овладело всеми сердцами. Народ не расходился из церквей, всюду слышны были рыдания.
Наступило и 29 мая, последний день греческой империи. С утра двинулись турки на город. Магомет пустил вперед худших своих воинов. А когда греки утомились, отражая их, двинулись и лучшие турецкие силы. В стенах уже образовались проломы от ядер. Туда-то направились нападавшие. Самая горячая схватка произошла около Золотых ворот. Наконец турки ворвались в город. Началась резня на улицах. Константин бросился в толпу врагов и был убит; голова его была отрублена, и впоследствии едва нашли его труп между мертвыми.
Два дня продолжалась резня и грабежи; султан не позволил только разрушать зданий, потому что решил сделать Царьград своею столицею. На третий день он сам въехал в окровавленный город. Главная святыня Царьграда, храм св. Софии, была обращена в мечеть, и вместо христианского креста на ней заблистал золотой турецкий полумесяц.
На Руси смотрели на Царьград как на главный оплот православия. Поэтому весть о падении его очень опечалила русских людей. Они думали, что Царьград должен был стоять вечно, а если он был взят турками, то случилось это потому, что греческий царь изменил древнему благочестию и подчинился папе.
«Сами знаете вы, дети мои,— писал в одном из своих посланий к русской пастве митрополит Иона,— сколько бед перенес царствующий град от врагов своих; однако он не погиб, пока греки соблюдали благочестие. А когда они отступили от благочестия, знаете, как пострадали, каково было пленение и убийство».
И глубоко залегла в память русского народа печальная судьба Царьграда, и еще крепче стал он держаться православной веры.