«Что такое мужество?» — спросил когда-то у своих учеников великий греческий философ Сократ. Один из них, по имени Лахес, ответил, почти не задумываясь, что мужествен в битве тот, «кто, оставаясь в строю на своем месте, старается отражать неприятелей и не бежит». Сократ согласился. Стойкость и смелость воинов действительно относятся к мужеству. Но это ведь еще не все мужество. Учитель ждал объяснения сути, а не примера мужественного поступка. Тем более, что и пример оказался не самым удачным.
В то время как древние греки на войне предпочитали держаться плотным строем, скифы, наоборот, атаковали, рассыпавшись по всему полю, и дрались не менее смело, когда убегали. Так они заманивали противника в погоню за собой, чтобы затем одолеть, расстроив его ряды. Да и сами греки порой поступали так же. Спартанцы, например, в битве при Платее своим бегством вынудили персидских щитоносцев нарушить строй. Когда же те увлеклись преследованием бегущих, спартанцы внезапно повернули назад и победили неповоротливых персов в рукопашном бою. Подвижность и смекалка здесь пригодились грекам больше, чем стойкое, но неразумное сопротивление.
Напомнив об этом Лахесу, Сократ пояснил: «Я хотел от тебя узнать о мужественных не только в пехоте, но и в коннице и вообще в военном деле, и не только на войне, а также во время опасностей на море, в болез¬нях, бедности или в государственных делах, и опять еще не о тех только, что мужественны относительно скорбей и страхов, но и кто силен в борьбе с вожделениями и удовольствиями».
В мужестве, утверждал Сократ, есть нечто общее, тождественное для любых жизненных ситуаций. «Постарайся же и ты, Лахес, сказать... что это за сила, которая, оставаясь одною и тою же при удовольствии и при огорчении, и при всех случаях... равно зовется мужеством?»
В ответ ученик признался: «Понимать-то я, кажется, понимаю, что такое мужество, а вот только не знаю, как это оно сейчас от нас ушло, что я не успел схватить его и выразить словом».
На помощь растерявшемуся Лахесу Сократ призвал другого участника их беседы — полководца Никия. Тот заявил, что мужество «есть некоторого рода мудрость». Сократ опять не возражал, но потребовал объяс¬нения: «Что это за наука или наука о чем?» Под наукой (или мудростью) Никий разумел «знание опасного и безопасного на войне и во всех других случаях».
Сократ удивился. Ведь подобный признак мужества можно найти почти повсюду. Врачи знают, что опасно в болезнях, земледельцы и ремес¬ленники — в своих делах. Каждый на своем месте знает, чего ему следует опасаться. Однако от этого знания никто не становится более мужествен¬ным. Да и вообще, не всякое знание добродетельно. Мудрость дает нам силу духа. Здесь Никий был прав. Но мудрость содержится отнюдь не во всех науках, а лишь в тех, что приносят благо. То же стоит сказать и о мужестве. Сообразительность не делает героями подлецов, а безрассуд¬ный азарт или дурное упорство никому не приносят пользы. Тем более не украшает человека дикая свирепость. В сочетании решимости со злом, за¬метил Сократ, нет искомой нами гармонии (согласия), нет логики, способ¬ной объяснить добродетель мужества. Далее мы увидим, что там нет и са¬мого мужества. Но не будем пока забегать вперед.
Сколько не бились ученики над загадкой Сократа, разрешить ее до конца они так и не смогли. В итоге учитель заключил, что спорившие не достигли поставленной цели. «Все мы, — сказал он, — одинаково оказы¬ваемся в затруднении». Так заканчивается знаменитый философский диа¬лог о мужестве «Лахес», дошедший до нас из глубины веков в изложении Платона (преемника Сократа), основателя первой в мире научной акаде¬мии.
Ни тот, ни другой не оставили нам точного определения сущности мужества. Не объяснил ее и третий гений античной мысли — ученик Пла¬тона Аристотель, которому в пору его известности выпала особая истори¬ческая роль. Он обучал и воспитывал юного царя Александра Ма¬кедонского, ставшего потом одним из величайших полководцев древнего мира.
То была эпоха могучих людей, громких военных побед и бурного расцвета культуры в границах колоссальной империи, завоеванной Алек¬сандром. Культуры, впрочем, столь же блистательной, сколь и безнрав¬ственной, где доблесть и ученость, изящество форм и утонченность вкусов сочетались с кровавой жестокостью, рабством, развратом. Такая культу¬ра, по логике Сократа, не могла достичь полной гармонии. Храмы добродетелей не зиждутся на основании зла. Все, создаваемое насилием, заведо¬мо обречено на гибель. Потому после внезапной болезни и кончины трид¬цатитрехлетнего Александра его македонская держава вскоре распалась, подобно прочим государствам завоевателей.
Вряд ли можно в том винить Аристотеля. Он, несомненно, учил бу¬дущего полководца мудрости и благоразумию. Учил, правда, не очень долго (около трех лет), но дело даже не в этом. Царь Александр и его ок¬ружение были людьми своего века, а языческая духовность греко-маке¬донского общества и всего эллинского мира тогда не позволяла большего. В попытках раскрытия тайны мужества философы древней Эллады могли полагаться лишь на частные наблюдения да на свой человеческий разум, в границах знаний того времени. Они ощущали и смутно догадывались о действии какого-то высшего неписаного закона нравственной жизни, но объяснить его не могли, подобно Лахесу из уже известной «сократичес¬кой» беседы.
И все же им было очевидно, что мужество неразлучно с великоду¬шием: с потребностью человека поступать по совести, с ответственностью за других людей, с щедростью, верностью, чувством долга. А малодушием страдают именно те, кто ограничен умом, ненадежен, не верен слову, кто жаден, завистлив, способен предать, кто всегда заведомо идет против совести.
Современным психологам известно, как недостаток нравственнос¬ти отрицательно сказывается на состоянии человеческой души. Низкий уровень личности означает: мелочность и трусость, обидчивость и жад¬ность, похотливость, ослабление воли, ограниченность ума. Малодушным свойственны короткие мысли, примитивные желания, низкие влечения. Запущенность или забитость детей при крайне неправильном воспитании угрожает им задержкой психического развития (ЗПР). Но немногим луч¬ше оказывается потакание прихотям и капризам малышей. Ребенок, из¬бавленный родителями от самостоятельного решения нравственных про¬блем, не различающий всерьез добра и зла, не испытавший внутренней борьбы и сердечных переживаний, растет неблагодарным себялюбцем, жестоким и самоуверенным до глупости. Непуганый, избалованный под¬росток легко обижает окружающих, ибо ему непонятно, что кому-то, кро¬ме него, может быть больно или страшно. Эгоист не испытывает угрызе¬ний совести, наблюдая страдания ближних, но при виде чужого успеха — недоумевает. Почему вдруг первым или лучшим оказался не он, а кто-то другой?
Столкновение с более сильными, одаренными, развитыми людьми приводит эгоиста в замешательство. Мнящему себя лучше всех становится страшно, его гордость уязвлена, тщеславие не удовлетворено, жадность не насыщена. Зависть и ревность порождают ненависть и месть, доводят до истерик и отчаяния. Боязнь отстать, оказаться непризнанным, обделен¬ным, ущемленным в правах вызывает агрессивную реакцию эгозащиты. В одних случаях это может быть затаенное коварство, сведение счетов с тем, кто стоит на пути. В других — лживое хвастовство, заносчивость, вызы¬вающее поведение.
Желание выглядеть «крутым» парнем у большинства мальчишек чисто подражательное (в другие времена они могли бы взять пример с на¬стоящих героев), но у старших за высокомерием скрывается обычно несо¬стоятельность личности. Под внешней спесью таится тревожная озабочен¬ность — страх разоблачения. Бедность души не восполняется материаль¬ным богатством, потому, кроме добычи денег, так называемые «крутые» стремятся еще и к престижному положению в обществе. Для компенсации своей ущербности им требуется унижение других людей, а если высокое положение недоступно — малодушные злятся и ропщут на весь мир.
Наглость и оскорбительную дерзость хулиганов допустимо сравнить с рычанием собаки, которая, пятясь от страха, огрызается на всех, кто к ней подходит. Почти то же можно сказать об азарте игроков и всякого рода показной лихости. С отвагой и храбростью эти всплески эмоций ни¬чего общего не имеют, равно как и свирепость бандитская. В алчности хищника, в петушиных наскоках, в обезьяньем подражании всему без раз¬бора человечность подменяется звериными инстинктами.
Об этом стоит рассказать подробнее, но мы это сделаем несколько позже. А пока ко всему сказанному добавим, что родители, не оградившие детей своих вовремя от лжи, воровства, сквернословия, обычно горько сожалеют потом. И очень несчастны те подростки, что с малых лет не на¬учились честности, верности, целомудрию. Во взрослой жизни нескром¬ность и безнравственность угрожает им развитием неврозов и дефектов характера вплоть до психопатии. Ибо все те, кто живут не по совести, от¬личаются нехваткой мужества, несдержанностью чувств, отсутствием бла¬горазумия, за которыми следуют бесчисленные страдания и житейские не¬взгоды.
Горе малодушным! Тем, кто начинает жизнь с непослушания, не¬благодарности, неразличения добра и зла, нежелания учиться, трудиться и здраво рассуждать. Горе тем, кто не знает, не хочет знать и, соответствен¬но, не исполняет закона нравственной жизни. Того закона, что предписан человеку Самим Творцом, закона, изложенного в Священном Писании (Библии), а вне Христианства известного людям как неписаный закон со¬вести. Именно его действие ощущали, понимали, но не могли точно выра¬зить в свое время ученики Сократа и другие философы древней Эллады.
Если врачам и психологам, занятым изучением частных проблем (не всего человека, а лишь отдельных психических функций), сегодня очевид¬на зависимость полноты личности от ее нравственного содержания, то древним мудрецам, стремившимся к постижению целого, было известно о человеке нечто большее. Добро и зло не просто отражаются в состояниях души и влияют на здоровье организма, они всецело определяют судьбу каждого из нас.
Благоразумие приносит людям благо, а безобразие (искажение об¬раза) ведет к бесчеловечности со всеми вытекающими последствиями. Зло оборачивается деградацией (утратой человеческого облика), сводит с ума завистников и ревнивцев, лишает покоя преступников и предателей. Все злодеи проводят дни свои либо в омерзительной животной тупости (в пьян¬стве, разврате, наркомании), либо в неутихающей тревоге. И так страдают до тех пор, пока искренне не раскаются в содеянном. Никто из насильни¬ков, грабителей и убийц не избегает заслуженной кары, даже скрывшись от правосудия. Их преследуют беды, напасти, ночные кошмары, насти¬гают болезни и лютая смерть. Таков нравственный закон. Его действие совершается во времени, не всегда сразу и не всегда явно для окружаю¬щих, зато всегда неотвратимо. Многие его не замечают (или не хотят заме¬чать), но от того закон не перестает исполняться и не теряет своей силы.
Сократ и его ученики видели все это, убеждались в справедливости воздаяния за зло, знали, как расцветает личность, исполненная благород¬ства. Лишь одно оставалось для них неясным. Как раз то, чего не могли объяснить им ни наука, ни философия. Если злодею закономерно достает¬ся по заслугам, и гибель настигает его рано или поздно, то в чем тогда конечное преимущество праведников? Ведь жертвуя собой ради общего блага, герои и мученики сами лишаются земных благ: и на пути к подвигу, и — тем более — после кончины своей. От потомков же они получают, в лучшем случае, посмертную славу, а то еще и неблагодарность. Спра¬ведливо ли это? По малодушному, потребительскому счету — не очень. Но если вспомнить о вечной душе человека, о райском бессмертии, в достижении которого заключен смысл временного бытия, тогда все встает на место. Человек — лучшее из созданий Божиих. Он сотворен по образу Самого Творца разумным и свободным. По подобию Бога человек наделен бес¬смертной душой. И для каждого из рожденных жить крайне важно, чем он закончит свой земной путь. В каком состоянии его душа расстанется с вре¬менным телом. Будет ли она блаженствовать в Царстве Божием, озарен¬ная светом любви и жертвенного подвига, омытая от грехов покаянием, богатая добром, насыщенная правдой? Или ей суждено погружение в пре¬исподнюю, во мрак собственной злобы, в адское пламя страстей, в леденя¬щий тартар — отстойник человеческих пороков?
Сократ и его последователи не знали еще Заветов Бога, хотя о Еди¬ном Духовном Начале мира, несомненно, догадывались. И даже заявляли об этом вслух, вызывая озлобление язычников. Но они жили задолго до перевода Библии на греческий язык и, судя по всему, не были знакомы с ее содержанием. Заповеди Закона Божия, дарованные пророку Моисею на горе Синай, остались неведомы даже Аристотелю, умершему в конце чет¬вертого века до Рождества Христова. Бог не открыл Своих тайн мудре¬цам, не доверил философам благовестие истины. Оно выпало на долю про¬стых рыбаков, ставших учениками и аподтолами (посланниками) Иисуса Христа. Апостолы проповедали миру заповедь любви, изложили суть нрав¬ственного закона, исполнили то, что не по силам было ни одной земной науке.
Сократ же — в этом его главная заслуга — первым из ученых мужей провозгласил нравственную задачу всякого познания. Природу изучать,— сказал он, — не имеет смысла, пока человек не познал себя,пока не по¬нял, как ему следует жить.
Среди вопросов «сократической» беседы, обращенных к полковод¬цу Никию, был еще один, который касался так называемого «мужества животных». Если мы помним, Никий понимал человеческое мужество как некоторого рода мудрость или знание опасного, с чем Сократ был не впол¬не согласен. Он даже пошутил, что, объяснив мужество данным образом, мы окажемся вынуждены: либо признать мудрыми всех грозных зверей, либо, наоборот, отказать в мужестве тому же льву, тигру или кабану. А в том, что лев несомненно смелее оленя или, скажем, обезьяны, философ, судя по его словам, был совершенно уверен. Однако здесь он здорово оши¬бался.
Хорошо сравнивать «добродетели» животных в поэзии, в качестве иносказательных аллегорий. Но если говорить всерьез, а тем более в отно¬шении добродетелей человека, то подобные сравнения недопустимы. Зве¬рей ни мужественных, ни малодушных в природе просто не существует. Есть разница в развитии нервной системы отдельных особей каждой по¬роды. Она позволяет судить об относительной смелости или трусости слу¬жебных собак, например. Но не более того. О мужестве здесь речи нет.
Животным не дано мыслить, изъявлять волю, сознательно пережи¬вать. В их психике нет духовной свободы. Их поведение обусловлено ин¬стинктами. Оно состоит из рефлексов (отражений) и реакций на внешние сигналы. Законы природы повелевают им питаться и размножаться, защи¬щать потомство и охранять территорию, драться с соперниками за место в стае, за самку, за берлогу или скворечник. На каждый сигнал своя реак¬ция, свой отдельный рефлекс. Безусловный (врожденный) рефлекс, или ус¬ловный (приобретенный в процессе дрессировки). В первом случае зверь повинуется природному инстинкту, во втором — сознательной воле чело¬века. Собственной воли у животных нет. Желания, вызванные чувствен¬ными влечениями, нельзя считать волевыми актами. Сознательная воля сама управляет чувствами, а разум дает человеку нравственную свободу выбора. И только тогда (при сознательной волевой решимости к соверше¬нию подвига) можно говорить о мужестве людей. Но не животных!
Лев преследует оленя не в силу своей храбрости, а потому, что так дано им обоим. Первый гонится за жертвой, впадая в ярость от страха голодной смерти. Второй бежит, спасаясь от хищника. Но страх владеет обоими. При встрече с общей опасностью (например, огнем) они оказыва¬ются в равном положении. Причем олень со страху может проскочить по¬лосу огня или пуститься вплавь через быструю реку, ему терять нечего. Лев же, напуганный пламенем, скорее всего отступит. Кого тогда считать смелым! В природе подобные случаи не редкость.
Так что напрасно Сократ превозносил мужество льва над трусос¬тью оленя и, тем более, обезьяны. Зоологам ныне хорошо известны осо¬бенности их поведения. Возьмем хотя бы павианов. Когда на стадо этих крупных обезьян нападает леопард, двое взрослых самцов, повинуясь ин¬стинкту, преграждают ему дорогу. И если зверь не отступает, схватка ред¬ко заканчивается в его пользу. Один из павианов бросается на врага и гиб¬нет в неравной борьбе. Другой же тем временем успевает загрызть самого леопарда. Кто здесь отважный герой? На самом деле — никто. Все действуют не по собственной воле. Леопарда влечет инстинкт добычи, у па¬вианов срабатывает защитный рефлекс. Когда кто-нибудь покушается на самок и молодняк, даже мирные самцы приходят в неистовую ярость. Их собственный страх вытесняется злобой, и они, ослепленные ею, становят¬ся не менее опасны, чем самый лютый хищник.
Таков закон природы. Зверь не имеет сознания. Злоба — оборотная сторона страха. Любая агрессия, зависть, жадность, мстительная ненависть в основе своей трусливы и не свойственны человеческой душе. Только по¬теря человечности приводит некоторых к падению в пучину безнравствен¬ности. И тогда человек, одержимый злом, становится как бы зверем. Нор¬мальным же, духовно здоровым личностям это не свойственно.
Люди созданы, чтобы жить выше страха, выше зверства и скотства; выше жадности, зависти, ревности; выше лжи, хвастовства, самодоволь¬ства; выше обид, раздражения, отчаяния. Богоподобным существам при¬сущи разум и добрая воля, любовь и радость самоотдачи, свобода выбора и свобода от зла.
Нравственный человек не боится жить, не угнетается страхом смер¬ти, не терзается страстями, не становится рабом влечений, не теряет досто¬инства, не унывает от неудач. Великодушный знает, что не тот богат, кто много приобрел, а тот, кому всегда хватает малого, кто доволен тем, что заслужил. И счастлив тот, кто не скулит, не ропщет, не лукавит.
Тому, кто умеет радоваться самой жизни, нет нужды развлекаться, разгонять тоску вином, играть азартно, лихачить, принимать допинги «для храбрости». На подвиги добрые люди идут в порыве высоких чувств (со¬страдания, желания помочь, спасти, защитить, восстановить справедли¬вость). Их ведет свободная волевая решимость. Они действуют в трезвом и здравом уме. И они знают, что гнев, даже праведный — направленный против зла — может утратить свою моральную правоту, если он перейдет в мстительную ненависть.
Настоящий мужчина начинается с человечности. Справедливое не¬годование не должно лишать нас любви к людям менее сознательным, даже когда те творят всякие безобразия. Сравним свое отношение к лающей дворняге и к пьяному соседу, который злобствует и хамит. Собаку мы снис¬ходительно прощаем: что, мол, с животного возьмешь. Против себе по¬добных негодуем, закипаем возмущением, расходимся вплоть до драки. В гневе, как и в страхе, человек теряет душевное равновесие. Озлобившись, опустившись на уровень хамства, взбесившись, он перестает соображать, уподобляясь зверю. Такое психопатическое поведение не свойственно зре¬лому мужу. Не потому, что он сильнее физически или у него крепче нервы. Дело не в здоровье организма (Сократ, кстати, отличал мужество от обыч¬ного самообладания). Просто зрелый человек всегда великодушнее незре¬лого. Уровень его личности выше, и он более снисходителен к слабостям ближних. Он не боится призвать к порядку хулигана, вступить в едино¬борство с бандитом, истребить врага на поле боя. Но он при этом не ста¬новится человеконенавистником. Укротив зло как таковое, он сам не бу¬дет злиться на людей неразумных, не ведающих, что творят. Именно в этом состоит разница между праведным гневом и ненавистью, между восстанов¬лением справедливости и мелким сведением счетов.
Негодование несовместимо с жаждой мести. Первое побуждает к за¬щите добра, зовет на смелый подвиг. Второе является злом и сеет семена зла, разрушает все вокруг и губит самого разрушителя. И каждому из нас требуется особое мужество, чтобы первое не переходило во второе.
Здесь ключ к загадке Сократа. То общее, о чем философ хотел услы¬шать от учеников, состоит как раз в назначении мужества. Ибо доброде¬тели сами по себе беззащитны. Оградить их от разрушения злом может только сила. Но сила, соответственно, добрая. Сила духа, или, иначе, му¬жество, именно тому и служит. Словно войско, всегда готовое к действию, мужество подавляет любые происки зла, а добродетели питают армию мужества подобно фронтовым тылам.
Вот пример. Любовь, как высшая добродетель, несет в себе благо жизни. Но ее угнетают всякие обиды, недовольства, страхи и т.д. Муже¬ство помогает их преодолеть. Обидел меня брат — я должен его простить, тогда сам сохранюсь от расстройства. Если не прощу, ненависть изгложет меня, доведет до безумия. Простить трудно — обида велика, но чтобы не впасть в зверство, я должен заставить себя. Сила духа сметает обиду про-щением. Ненависть рассеивается — любовь освобождается, растет, и сама становится источником мужества. Так повторяется с каждой добродете¬лью. На фронте мужества идет борьба со злом, в тылу добродетелей со¬здаются запасы духовных сил.
Недоброго мужества не бывает. У злодея нервы могут оказаться очень крепкими. На преступление он идет с завидным самообладанием. Зато когда попался, ломается сразу. При первой угрозе ради спасения шку¬ры он выдает своих сообщников, а когда ему объявляют приговор, впада¬ет в истерику, плачет, рвет на себе волосы, катается по полу и т.д.
Другое дело — человек добрый, нравственный. От природы он мо¬жет быть хрупким и робким. Но если требуется исполнить долг, он идет на самопожертвование и проявляет силу духа, какой не найдется у сотни тре¬нированных, но безнравственных атлетов. Неплохая поговорка: «в здоро¬вом теле — здоровый дух». Однако в точном смысле она не верна. Именно здоровьем духа определяется все человеческое, в том числе и физическое, развитие. Сам же дух питается благодатью свыше.
В Библии, в книге Исход, среди первых десяти заповедей Ветхого Завета, мы читаем: не убивай, не кради, не лги, не завидуй. Чти отца и мать, чтобы продлились твои дни на земле. И далее, уже в Новом Завете, в Евангелии говорится: «Во всем как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними» (Мф. 7, 12). Кому нравится жить так, по зако¬ну, в чистоте сердца, в милосердии, жажде правды — те поступают нрав¬ственно. Их души очищаются светом любви, наполняются мужеством. Кому не нравится — совершают безнравственные поступки. Но тогда они по¬гружаются во мрак, в порочное болото малодушия. Так действует Закон Божий на земле, вне зависимости от веры людей, как закон совести.
Тому же, кто еще и верует Православно, указан царский путь: «Воз¬люби Господа Бога твоего всем сердцем твоим... и ближнего твоего, как самого себя» (Лук. 10, 27). В этом гарантия жизни вечной. В заповеди люб¬ви сосредоточен весь нравственный закон. «Бог есть любовь» (1 Ин. 4, 8), и святой апостол Иоанн напоминает нам в своем послании: «В любви нет страха, но совершенная любовь изгоняет страх» (1 Ин. 4, 18). «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Ин. 14, 13). Так определяет отношение любви к мужеству Сам Иисус Христос. А коль скоро любовь — вершина человечности (богоподобие), то, стало быть, мужество есть высшее душевное качество человека (не только мужчины). И самая большая награда на небесах ожидает тех, кто, не жалея себя, идет на подвиг за други своя и на войне, и в мирной жизни. Именно в силу люб¬ви немощные телом, но могучие духом христианские мученики претер¬певали от гонителей ужасающие пытки, сохраняя верность Христу и Цер¬кви, не отрекаясь от истины, не предавая братьев своих. Творя чудеса, они изумляли толпы язычников, повергали в ужас палачей и, в конце концов, победили, обратив в веру все население огромной Римской Империи.
Это древняя история. Но та же сила по сей день движет и остальны¬ми поборниками правды, в первую очередь воинами — защитниками Родины. Теми, кто ради спасения соотечественников, жен, детей, стариков, всего народа своего бесстрашно идут навстречу врагу, не щадя жизни. Так они исполняют свою святую обязанность, с благословения Церкви. Что же касается греха убийства, в котором воинов-заступников обвиняют всяко¬го рода сектанты, то здесь надо спросить, кому выгодны подобные обви¬нения?
Не секрет, что в Россию ныне понаехало бесчисленное множество зарубежных агентов, именующих себя «миротворцами» и «миссионерами»; и все они, словно сговорившись, проповедуют всеобщее разоружение, при¬зывают к движению за мир без границ, уговаривают молодых людей не слу¬жить в армии.
На первый взгляд, призывы эти кажутся привлекательными. Одна¬ко вспомним опять-таки древнюю историю. В той же Римской Империи не было границ между покоренными странами, и разоружение было всеоб¬щим — в провинциях, но не в самом Риме. Господ поработителей разору¬жение не касалось. Так что не стоит нам быть столь наивными в отноше¬нии заморских «миротворцев». Лучше присмотреться к делам их хозяев. Те ведь чуть что — сразу бомбят, высаживают десанты и угрожают нане¬сением ударов в защиту своих стратегических интересов. Со своей лжи¬вой проповедью гуманизма они, конечно, нисколько не считаются. Это вечная уловка всех агрессоров. На нее работает их агентура, в том числе бесчисленные «миссионеры» — сектанты, именующие себя «христианами». Они-то и внушают доверчивым школьникам и студентам, что воевать за Родину нельзя, дабы не согрешить убийством, ссылаясь на Священное Писание.
Действительно, шестая заповедь закона гласит: «не убий», и грех сей считается тягчайшим, если человек убивает по злобе, из корысти или по глупости. Но когда на Отечество нападает враг, и выбора уже нет, из двух зол приходится выбирать меньшее. В уничтожении неприятеля на поле боя зла несравнимо меньше, чем в трусливом уклонении от борьбы с ним. Что¬бы не было сомнений, достаточно представить себе, как озверевшие окку¬панты врываются в наши дома, грабя, насилуя, убивая близких нам людей. Мужчина струсивший, отступивший, уклонившийся от исполнения воинс¬кого долга, перед Богом и людьми будет убийцей во сто крат большим, чем верный защитник родных рубежей. Потому Церковь Православная всегда благословляет воинов на ратный подвиг за правое дело.
Различение добра и зла Сократ относил к высшей мудрости, имену¬емой благоразумием. Каким бы, — говорил он, — всеохватывающим зна¬нием ни владел человек, без благоразумия он не сможет обрести подлин¬ного блаженства, то есть того полного счастья, когда нас нельзя уже будет ни напугать, ни обмануть, ни поработить. Именно добродетель, учил Ари¬стотель, делает людей способными достигать поставленных целей; и до¬бавлял, что они (добродетели) дают нам умение верно ориентироваться, выбирать надлежащий поступок, определять местонахождение добра. По-русски эта ориентация на добро, вне зависимости от сиюминутной выго¬ды и разного рода сомнительных удовольствий, называется совестью,
Весть по-славянски означает знание. Совесть — согласие с Божествен¬ной Вестью, она же высшая мера сознания. Чему бы ни научился человек, без добродетелей, без совести он не сможет стать благоразумным, и зна¬чит, не познает радости жизни.
Великодушные люди не нуждаются в развлечениях. У них, в отличие от малодушных, тоски и скуки не бывает. Здоровая душа всегда наполне¬на радостью творчества, созидательного труда, добродетельного подви¬га. Стоит великодушному сделать полезное дело (защитить кого-то, уте¬шить, одарить), как все существо его озаряется внутренним светом, и душа его поет от радости. Завистник же, видя чужой успех, впадает в еще боль¬шее раздражение, ропщет на злую судьбу. Он всем недоволен, на все вор¬чит, всех осуждает. Даже вредить пытается тем, кто его вовсе не обижал. Вредить за то, что у них в жизни все хорошо. Вот какое горе несет с собою эгоизм. Какое уж там мужество? Сила духа даруется тем, кто умеет про¬щать, кто снисходителен к чужим слабостям, готов придти на помощь даже к своему обидчику. Вот качества настоящих людей! Именно они (велико¬душные) в час суровых испытаний возлагают на себя ответственность за всех остальных и проявляют жертвенный героизм ради всеобщего блага.
В обычное время мужественные люди не особенно заметны среди прочих. Нравственно здоровым личностям чужды стремления к превос¬ходству, к обладанию богатством, к привилегиям. Зато в ситуациях ис¬ключительных (на войне, в море, во время стихийных бедствий) вели¬кодушные резко выделяются из толпы. Смело и бескорыстно, не превоз¬нося себя, они утверждают собою весь род человеческий. Выявляют луч¬шее, что есть во всех нас. И именно потому, что такие люди живут на све¬те, и молодежь во все времена следует их примеру, человечество до сих пор не одичало еще и не выродилось. Берегите, ребята, честь смолоду! Без
мужества великодушных на земле невозможны не только радость и счас¬тье, но и само существование рода нашего.
Вместе с мужеством к добрым людям приходят и чувство собствен¬ного достоинства, и подлинная свобода, недостижимая другими путями.
Кто добивается свободы, нарушая дисциплину, призывая к анархии под видом демократии, или наоборот, рвется к авторитарной власти, на¬деясь утвердить себя в подавлении чужой воли, тот сам никогда не будет полностью свободным. Расхлябанность, самоволие, самодовольство не впи¬сываются в понятие мужества. Людей, живущих вне закона, вне порядка, не по совести, нельзя считать благоразумными. Они не ведают, что тво¬рят, не различают добра и потому не знают, что настоящая свобода есть свобода от зла.
Как бы ни превозносился «сильный» над «слабым», перед более «сильным» он сам непременно унижается. Слова эти — «сильный» и «сла¬бый» — не случайно взяты в кавычки, ибо они — понятия относительные. Сила полезна только в сочетании с достоинством. Тогда она созидатель¬на. Недостойных же их собственная сила разрушает.
Благоразумный человек не соблазняется разного рода приманками. Он умеет различать добро и зло, знает разницу между потребностями че¬ловеческими и скотскими влечениями. Свободная воля регулирует наши чувства. Сдерживает низменные влечения, дает выход благородным по¬рывам. Так действует воля добрая, направляемая здравым умом. Злая, не¬разумная воля с чувствами не справляется. Она сама оказывается во влас¬ти влечений, и тогда человек начинает как бы желать того, к чему влекут его низменные инстинкты. Какое уж тут мужество! Влечения — будь то гнев, похоть плотская, пристрастия к табаку, алкоголю, наркотикам — захватывают души слабовольных, отнимают разум. Вот слово Евангельс¬кое: «Всякий, делающий грех, есть раб греха» (Ин. 8, 35). В несдержаннос¬ти к потреблению удовольствий таится великая опасность порабощения злом, лишения свободы и достоинства.
Трудно представить себе в юном возрасте, что многие вещи, так ши¬роко сегодня рекламируемые, не приносят нашим душам и телам ничего, кроме вреда, а сиюминутные удовольствия от них просто ничтожны в сравнении с наносимым ущербом. Трудно представить, потому что множество взрослых (включая писателей и артистов с их книжными и экранными ге¬роями) играют в те же опасные игрушки. Так же курят, отравляют себя спиртом, сквернословят. А молодежь им подражает, не ведая цены подра¬жания.
В начальной стадии болезни легкомысленные «гусарчики» обычно держатся браво. Как говорится, «пьяному море по колено». Они даже под¬черкивают этим свою принадлежность к якобы «настоящим мужчинам». Однако очень скоро внешний налет «мужества» с них сходит, и открыва¬ется жалкое малодушное нутро. За несколько лет, а то и месяцев пьющий человек (тем более наркоман) превращается в полную развалину. Но преж-' де, чем утратить здоровье физическое, он теряет разум и волю, роняет до¬стоинство, лишается чести и совести. И нередко такие опустившиеся люди пытаются покончить с собой. Здесь — предел малодушия.
От былого «гусарства» у хронических алкоголиков остается лишь гонор карикатурный, да и то не всегда. Зато как «хороши», как привлека¬тельны гусары в кино! Повесы, кутилы, картежники. Под стать лихим пи¬ратам или господам мушкетерам, которые на экране, что ни ночь, пьян¬ствуют и объедаются, а наутро, как ни в чем не бывало, мчатся навстречу приключениям. Бьют без промаха, не зная усталости, плетут интриги, об¬манывают короля, которому присягали служить, «наставляют рога» за¬конным мужьям, крадут вино у хозяина, где живут, и считаются при этом «образцами для подражания». Ладно еще благородные господа жвачку не жуют как коровы и ноги на стол не кладут на манер хамоватых ковбоев из американских боевиков, с их беспорядочными перестрелками, хмельными драками в салунах и тупым юмором.
С кого брать пример? Обаятельный Шерлок Холмс — заядлый ку¬ритель, не брезгует и другими наркотиками; изощренный мститель граф Монте-Кристо услаждает себя гашишем; и даже почти во всем идеальный Штирлиц (советский разведчик Исаев из телесериала «Семнадцать мгно¬вений весны») не выпускает изо рта сигарету и смакует коньяк при каждом удобном случае.
Но это, так сказать, вчерашний день. О нынешней кино- и видео¬продукции мы уже не говорим. Вместо реальных, по-настоящему образцо¬вых героев молодежь созерцает монстров и гангстеров, эротическую грязь и мистико-фантастический бред. Откуда при такой, с позволения сказать, «нравственности» в искусстве взяться мужеству у подрастающего поколе¬ния? В бесплодных мечтаниях и нездоровых фантазиях мужской характер не формируется полноценно. Фальшивый образ мужества для юной души так же ядовит, как мухомор для желудка. Берегите, ребята, себя от порока! Ищите примеры достойные, они есть! Их очень много в кашей родной ястории. Невыдуманные подвиги Русских героев мужеством и чудесами превосходят самую смелую фантазию. Только подвиги эти не имеют ниче¬го общего с авантюрной беллетристикой. Они по силам людям благород¬ным и святым, но не «крутым». Потому они и не в моде у малодушного ?>бызателя. Зато они настоящие. Им подражать полезно. Ищите, ребята, правды и добра! Ищите с желанием найти, и будете щедро вознагражде¬ны. Знайте, что на войне, на море, вообще, в жизни все будет не так, как в кино. С фальшивым мужеством беду не одолеешь, врагов не победишь. Впереди реальная жизнь, где ждут нас реальные трудности.
Помните стихи Александра Блока из цикла «На поле Куликовом»: «И вечный бой! Покой нам только снится...» Они как нельзя лучше отра¬жают временные состояния человеческих душ. Ведь покой — категория вечная. А в земной жизни нам за все приходится сражаться: за успехи в учебе и труде, за счастье и справедливость и, конечно же, за свободу и независимость своей Отчизны.
Нигде нравственные вопросы не ставятся так остро и не решаются так сложно, как на войне. Сама профессия военного, связанная с уничто¬жением живой силы противника, имеет несколько моральных сторон. Во-первых, это святое дело защиты Родины от вражеских набегов. Во-вторых
— охрана законности и порядка внутри страны, что не менее важно. Но в-
третьих и в-десятых, война — дело кровопролитное и очень страшное.
Сколько за тысячи лет прошло по земле жестоких завоевателей! И все они
— от древних варваров и диких кочевников до нынешних агрессоров и
экстремистов — приносят народам смерть и разрушения, голод и боль раз¬
лук, рабство и все подлости, сопровождающие войну.
Если бы не было на свете хищников, людям добрым не случалось бы брать в руки оружие. А так даже мирным гражданам приходится и волков бешеных отстреливать иногда, и с бандитами драться, и с внешним вра¬гом воевать. На все требуются немалые силы и мужество. Но мужество подлинное, человеческое. Не болезненная жажда крови или наживы, не лихость бесшабашная, не пьяная удаль, не фанатизм, не истерика психопа¬тов, рвущихся красиво умереть. Все недостойные и нездоровые формы яко¬бы «мужества» связаны с искажением образа человеческого, отуплением сознания, приступами зверства, бешенством и т.п. Идеологи зла во все века старались узаконить беззаконие, оправдать завоевателей в собственных глазах, подавить животный страх смерти, убедить воинов-грабителей в пра¬воте неправого дела. Чтоб и они, хоть как-нибудь — ложно, но все же — смели надеяться на отпущение грехов. Без религиозного подъема — будь то вера истинная или суеверие фанатиков — боевого настроя в войсках не бывает. Без идеи, за которую стоит жертвовать жизнью, воевать очень трудно. Боец не может быть храбрым «из-под палки». Подневольный на фронте подобен овце. А он, как поется в песне, должен смотреть соколом в строю.
На пороге зрелости каждый юноша — будущий солдат — должен знать о святости воинского долга и важности его исполнения. И о том еще, что, служа в армии, нельзя терять человечности. Нельзя подводить това¬рищей, унижать подчиненных, издеваться над слабыми. Это подло! Еще более подло — мародерствовать на войне, грабить и насиловать мирное население. И нет ничего хуже, чем опуститься до низости тех, кто в бою прикрывается «живым щитом» из пленных, женщин и детей. Таких него¬дяев и людьми-то называть трудно. Да и не о них у нас речь. Мы говорим здесь не об отчаянных поступках жестоких трусов, а о том, что действи¬тельно относится к мужеству настоящих людей.
Три добродетели поддерживают человека в жизни: вера, надежда, лю¬бовь. За три святыни всегда сражались Русские Православные воины: за Веру, Царя и Отечество. О великих героях, полководцах и святых богаты¬рях рассказывается в третьей части нашей книжки. А во второй части мы постарались описать те виды мужества, которые случается проявлять лю¬дям не только на поле боя, но, как заметил Сократ, и в других случаях: «...на море, в болезнях, бедности или в государственных делах...». Одним словом, речь пойдет теперь о мужестве житейском и гражданском, взрос¬лом и детском, о силе духа в горе и радости, в борьбе со стихиями и соб¬ственными недостатками.