ВО ВРЕМЯ эвакуации Донского императора Александоа III кадетского корпуса из Новороссийска больные тифом кадеты не смогли выехать из России, а вместе с ними и генерал-лейтенант И.И. Рыковский. После выздоровления кадет Рыковский собрал их, а так же преподавателей и воспитателей в единую команду и вывез всех в Крым, в Симферополь.
Когда летом 1920 года донские тыловые части и учреждения Белой армии сосредоточились в Евпатории, туда перебралась и команда Рыковского, получившая наименование «Евпаторийское отделение». На то время её численность составляла 15 воспитанников и 20 человек персонала. Тогда же донской, кубанский и терский атаманы издали приказы об отчислении из рядов Белой армии всех несовершеннолетних, не окончивших средние учебные заведения, и определении их в «Евпаторийское отделение». Одновременно здесь был создан Донской пансион, куда направлялись дети 8—10 лет. Постепенно отделение расширилось до 120 человек.
С кадетами проводились облегчённые и укороченные занятия, организовывалась вне¬классная работа. Поскольку ни учебников, ни пособий не имелось, многое им преподавалось по памяти. Значительное время отводилось строевым заня¬тиям, физической закалке. Пока было тепло, купались три раза в день. Отсутствовала и единая форменная одежда, но позднее с интендантских складов получили рубашки, парусиновые ботинки, английские фуражки.
Лучшего желали и бытовые условия: столовой, как и классов, не было, да и питались в основном перловой кашей. Летом спали под открытым небом, осенью — на веранде трёхэтажного особняка бывшего сахарозаводчика Терещенко.
По воскресеньям всех кадет водили в греческую православную церковь. Два раза в неделю выходили в город на прогулку. Постепенно сложился хороший хор. Все кадеты увлеклись шашечной игрой, проводя частые турниры на расчерченных столах и используя • камушки вместо шашек.
2 ноября 1920 года «крымское сидение» завершилось: евпаторийцев (200 человек) посадили на военный транспорт «Добыча», который .вместе с другими судами взял курс на Константинополь. 3 декабря он прибыл в назначенное место. Там учебное заведение стали официально именовать «2-м Донским ка¬детским корпусом»**
Но кадетская одиссея на этом не завершилась. Команду Рыковского уже ожидало второе судно — «Великий князь Владимир», на котором разместились также эмигранты из Крымского кадетского корпуса. Через две недели плавания прибыли в Бакар , порт так называемого «Королевства СХС» (Адриатическое море), а оттуда – в г.Стрнище.
Заботу о кадетах взяли на себя католические монахини местного монастыря. Кормили мамалыгой, супом из пареной репы, фасолевой похлёбкой. Оказывали и медицинские услуги, поскольку почти все опекаемые были больны: страдали малокровием, мучились от фурункулов. Потребовались месяцы для налаживания правильного питания и восстановления здоровья мальчишек.
Директором корпуса назначили генерал-майора А.И. Бабкина, бывшего адьютанта войскового атамана. По воспоминаниям кадет, он был неплохим наставником, проявлявшим отеческую заботу о подопечных, но это не убавило сожаления по поводу ухода из корпуса И. И.Рыковского и других воспитателей, с которыми было пережито много тяжёлых событий.
Занятия начались сразу же после обоснования в Стрнище, чему поспособствовало прибытие новых офицеров-воспитателей и преподавателей, составивших учебники по отдельным предметам.
21 февраля 1921 года генерал-майор Бабкин направил в Державную комиссию Королевства СХС, донскому атаману и российскому военному атташе обстоятельный доклад.
«2-й Донской кадетский корпус, высадившийся по эвакуа¬ции из Крыма в порту Бакар, — сообщал директор о состоянии дел, — прибыл 15 декабря 1920 года в Словению, в быв¬ший австрийский лагерь для военнопленных "Стрнище". Корпус разместился в двух бараках, имеющих отдельные помещения для лазарета и кухни с очень малой плитой [—] 1/2 кв. метра.
Бараки, где размещены кадеты, представляют из себя старые деревянные постройки летнего типа, продуваемые через стены извне, потолки протекают при дожде и таянии снега. Сыро настолько, что вещи через несколько дней покрываются плесенью. Путём постановки двух железных печей эти бараки были приспособлены к зиме. Однако эти печи не сохраняют тепло и греют только во время топки. Температура быстро падает до +6—8°. Холодно, особенно ночью. Усилились заболевания злокачественной малярией и ревматизмом. Размещение кадет тесное. Спальни и классы, правильнее места для занятия уроками, находятся в одном и том же месте. Здесь же размещены инспектор клас¬сов, командиры сотен и воспитатели, а также сапожная и пошивочная мастерские.
Кадеты спят на железных и деревянных примитивного устройства кроватях по большей степени по несколько человек (2—4) вместе. Спят большей частью на голых досках из-за большого недостатка матрацев. Одежда кадет преимущественно летнего типа, полученная ещё в Евпатории. Она находится в ветхом состоянии, рвётся по швам, материя не выдерживает. Тёплых вещей нет. Отсутствие обмундирования сказывается на состоянии здоровья кадет. В Стрнище резко увеличилось число простудных заболеваний. С 1 декабря 1920 г[ода] по 11 февраля 1921 г[ода] больных малярией в тяжёлой форме — 54, бронхитом — 25, ревматизмом средней тяжести — 19, острым ревматизмом — 86 кадет».
Из-за антисанитарийного состояния в корпусе появилось много больных с кожными заболеваниями, что усугублялось возможностью пользоваться баней лишь раз в месяц. К тому же умывальники находились в коридорах с выбитыми стёклами. Учебные занятия проходили в жилых бараках при отсутствии классных досок и недостатке письменных принадлежностей и тетрадей, из-за чего усвоение преподаваемого материала большинству давалось с трудом.
Лучше обстояло дело со строевой подготовкой, которая проводилась регулярно и к которой кадеты относились со всей серьёзностью. Из-за отсутствия нужных снарядов ограничивались вольными упражнениями и различными играми, ну а традиционные занятия по гимнастике, уроки танцев и музыки остались только в воспоминаниях, как и почти что преподавание ручного труда. В силу того, что весь персонал проживал в одном помещении вместе с кадетами, сотенные командиры и офицеры-воспитатели не имели возможности быть предоставленными самим себе в течение суток даже на короткое время. Внешний вид наставников тоже не мог служить примером для подопечных.
И всё же с первых дней пребывания в Стрнище кадеты 2-го Донского корпуса произвели более благоприятное впечатление на местных жителей, чем Крымского. В одном из докладов в Державную комиссию (май 1921 г.) по этому поводу отмечалось: «В лагере размещены два кадетских корпуса: Донской и Крымский. О первом в смысле дисциплины самые лестные отзывы, тогда как Крымский корпус вызывает нарекания со стороны местного населения — воровство, всякие дебоши, вплоть до остановки поездов, ложась**** на рельсы».
По всей видимости, подобные случаи были частными, о чём свидетельствует следующий факт: летом 1921 года, когда до кадет дошли слухи о сильном голоде в Поволжье, они участвовали в сборе средств для оказания помощи голодающим. Да и отношения между представителями двух вузов сложились как нельзя лучше. Особенно сдружились донцы с владикавказцами, среди которых было много кубанцев и терцев.
В ноябре 1921 года Донской кадетский корпус передислоцировался к заброшенному в глухих местах Герцеговины городу Билеча, где расположился в старой австрийской крепости. Вокруг — горы, скалы, каменистая местность с бедной растительностью.
Посетивший «новосёлов» в первые дни их пребывания здесь представитель Министерства просвещения не скрывал удручённости, вызванной бытовыми условиями. «В первом отделении второго класса дети сидят на уроках в кальсонах и рубашках, почти все босиком, — отмечал он в своём отчётном докладе. - - У каждого имеются лишь две смены белья, но и из них нужно было бы выбросить 60 процентов, ибо это просто тряпки. Ввиду того, что белья не хватает, его меняют лишь каждые две недели, и дети страшно грязные. Простыней нет, 40 штук, которые имеются, берегут для лазарета. Имеется по одной паре ботинок на каждого. Ботинки настолько изношены, что их необходимо чинить раз, а то и два раза в месяц. Запаса ботинок нет, их надо беречь, и многие кадеты ходят босиком по острым герцеговинским камням»5.
Вскоре после прибытия в Билечу директором был назначен генерал-майор Е.В. Перрет, остававшийся на этом посту до слияния Донского кадетского корпуса с 1-м Русским кадетским корпусом (1933 г.). При нём были оборудованы учебные классы, приобретены гимнастические снаряды, открыт лазарет, созданы столярная и переплётная мастерские. Для приведения огромного здания, в котором располагался корпус, в должный вид приходилось прикладывать немало труда. И воспитанников, и наставников вдохновляло предстоящее событие — традиционный кадетский бал. В подготовке к нему принимали участие буквально все: белили стены огромного зала для праздничного собрания, ремонтировали и украшали танцевальное и театральное помещения. Оригинальным получился занавес, закрывающий сцену, с изображением новочеркасского памятника Ермаку, которое воссоздал кадет Григорий Самойлов, ставший впоследствии одним из известных архитекторов Югославии. Он же с помощью друзей Киреева, Иванова и Дубровного оформил красочные программки.
Но вот и настал долгожданный день. «Директора по случаю торжества, — как вспоминал впоследствии выпускник корпуса Н. Воробьёв, — встречали маршем Преображенского полка. По залу сновали кадеты-распорядители, проверявшие, «у всех ли приглашённых дам есть расписание танцев», а остальные «стремились демонстрировать рыцарское отношение к дамам» .
12 сентября 1922 года приказом атамана учебное заведение было переименовано в Донской императора Александра III кадетский корпус, одновременно 1-я сотня получила название «Атаманская», а числившиеся в ней стали носить на левом плече, правда неофициально, так называемые атаманские погончики голубого цвета с белым кантом.
Во время пребывания в Билече появилась возможность привлечь к преподаванию квалифицированных преподавателей, которых оказалось вполне достаточно среди беженцев, в том числе и учителей-сербов. Последние вели уроки по родному языку с прибывшими в корпус юными черногорцами и герцеговинцами.
Переезд в Билечу вместе с тем сказался на дисциплине кадет. Некоторые из них, истомившись на чужбине, установили переписку со сверстниками, обитавшими в Сараево и Белой Церкви, убеждая себя и других в том, что там «жизнь лучше, чем в Билече». Появились пересуды: «Не лучше ли вообще вернуться в Советскую Россию».
Директор и педагогический персонал, чувствуя сложность положения и невозможность повлиять на его изменение, старались быть ближе к подопечным, пытались увлечь их лекциями, беседами по различным вопросам — военным, историческим, культурным; стали больше уделять внимания спорту. Генерал Перрет также не переставал «одолевать» Державную комиссию настойчивой просьбой о переводе корпуса в другое место по причине того, что «духовная жизнь воспитанников обречена на унылое прозябание» и что она «нежелательным образом сказывается на психике кадет».
Нарушение ритма учебного процесса, переезды с места на место, неравномерность в усвоении кадетами учебной программы не могли не отразиться на результатах выпускных и переводных экзаменов. К примеру, откровенно слабым получился выпуск 1922 года. Это отметил член учёного совета Державной комиссии профессор Б.М. Орешков. Кадеты, по его отзыву, недостаточно подготовлены к поступлению в высшие учебные заведения, особенно по математике. Причины неуспеваемости, считал он, были вполне объектив ными: отсутствовала система в изучении столь важного предмета при нехватке учебников и пособий.
С нового. 1923 24 учебного года в вузе вводился 8-й класс. В то же время устанавливался специальный режим для нарушителей воинской дисциплины из 2-й и 3-й сотен. Контроль над ними стали осуществлять кадеты 1 -и сотни, а для «пущего надзора» со стороны последних «злостные ослушники» младшего возраста приказом директора определялись для проживания к старшим. Этой мерой командование старалось сократить время пребывания кадет, нарушающих дисциплину, без присмотра. Ежедневно к началу уроков они в сопровождении дежурного по 1-й сотне отправлялись к сверстникам, где передавались дежурному воспитателю. На уроках контроль за дисциплиной осуществлялся преподавателями О каждом очередном проступке в известность ставились дежурный офицер и дежурный по 1-й сотне. На переменах за кадетами-нарушителями присматривал дежурный воспитатель.
Заседания общепедагогического комитета, посвящённые рассмотрению персональных дел кадет, их успеваемости и поведению, проходили при большой активности и заинтересованности командиров рот. Офицеров-воспитателей и преподавателей. Одной из самых острых проблем, по их высказываниям, было наличие переростков в младших классах, оставляемых на второй год, поскольку они отрицательно влияли на обстановку. Так, на одном из заседаний общепедагогического комитета (июнь 1923 г.) рассматривалось персональное дело кадета «о 18 годах» Иевлева, «застрявшего» во 2-м классе, где средний возраст не превышал 13 лет. Судьба юноши была довольно сложной. Ведь он, сын рабочего петроградского трамвайного парка, в годы Первой мировой войны добровольцем ушёл на фронт, будучи совсем мальцом. 11-летнего волонтёра зачислили в Гренадерский полк. Побывал он и в плену, откуда бежал. В Гражданскую войну Иевлев партизанил, затем попал в Чехословацкий корпус. В Королевство СХС он прибыл из Владивостока, пройдя все испытания восьмимесячного морского перехода.
Список проступков «непредсказуемого героя» занимал в его личном деле несколько страниц, запечатлевших «площадную брань, игру в карты, самовольные отлучки, безобразное поведение на уроках, пересаживание с места на место, нежелание реагировать на замечания преподавателей» и т.д. и т.п. Общепедагогический комитет, отметив, что Иевлев «проявлял недисциплинированность в течение всех лет пребывания в корпусе», поставил вопрос перед Державной комиссией о его отчислении.
В корпусе имелось несколько участников Гражданской войны и Георгиевских кавалеров, что являлось одной из лучших характеристик, хотя по успеваемости и дисциплине эта категория воспитанников продолжала оставаться на последнем месте.
К концу 1922/23 учебного года педагогическому коллективу корпуса большими усилиями удалось переломить ситуацию и заставить кадет работать более настойчиво и напряжённо. В результате 8-й класс успешно выдержал выпускные экзамены; кадеты в учёбе стали более старательны, а между собой более дружны. Однако в целом по корпусу переходные экзамены сумели выдержать только 64 проц. учащихся.
Старшие кадеты придавали большое значение возобновлению кадетских традиций, заложенных в годы пребывания корпуса в Новочеркасске и нёсших в себе положительный заряд. Это и поддержка товарищества, и надзор за военной выправкой и соблюдением формы одежды, и уважение младшими старших. В Югославии уважение к кадетской истории не только окрепло, но и поднялось, можно сказать, на более высокий уровень: приобрело ореол святости, олицетворявшей далёкую Россию.
В июле 1923 года в корпусе была возрождена традиция выбора атамана выпуска, войскового писаря, войсковых старшин. Кадеты восстановили «свои неформальные регалии»: булаву атамана, бунчук, войсковую печать. Ею и личной подписью атаман скреплял «официальные бумаги» при переписке с «традиционным начальством» других корпусов – генералами выпусков». Не позабыли о ритуале войскового круга с соблюдением исторических тонкостей «казацких правил». Созыв его объяснялся разными причинами: заказ выпускного жетона, подготовка к торжеству, неблаговидный поступок какого-либо кадета. На «круге» могло быть принято решение о введении «красного положения», т.е. объявлении бойкота или даже об исполнении «тёмной» какому-либо из кадет, «устройстве бенефиса начальству».
Естественно, что в те же казацкие традиции вносилось и много своего, кадетского. В особой чести была так называемая Звериада, своеобразная кадетская летопись. Но та, что составлялась в Новороссийске, до Югославии не добралась. Зарубежную «Звериаду» начали создавать кадеты, окончившие корпус в 1924 году (35-й выпуск), а завершил её 37-й выпуск. Бархатный переплёт «творческой лихой святыни» обошёлся в триста с лишним динар — немалую по тем временам сумму, если учесть, что кадеты атаманской сотни получали по 10 динар в месяц. Словом, все кадетские наличные пошли на «Звериаду». В оформлении заветной книги, в которой помимо шутливого текста о начальстве большое место занимали воспоминания о России и родном «Доне Ивановиче», старых традициях, приняли участие лучшие художники.
Тайком от начальства, как и в старые времена, проводились «похороны» анатомии, химии и других предметов. «Скорбная церемония» проходила ночью, при свечах. Один из выпусков Донского корпуса умудрился шествовать с «усопшей анатомией» через весь город, обернувшись в белые простыни и освещая «последний путь любимым урокам» свечами. Солдаты сербской армии, встречавшие церемонию, на полном серьёзе отдавали ей честь, а «глубоко скорбящие» кадеты еле сдерживали смех. Вообще-то по окончании выпускных экзаменов «хоронили» подобным образом все науки, однако из-за недостатка учебников выдумщики воздерживались от сжигания подлинников, подготовив им «специальную замену» — дубликаты. По окончании «похорон» устраивался парад в «адамовом костюме»: фуражка, сапоги, пояс12.
Проблема кадетских традиций периодически оказывалась в центре внимания заседаний педагогического комитета. По мнению его членов, созданный кадетами «круг» требовал са¬мого пристального внимания и строгого контроля. Директор, предлагая подходить к вопросу о «кадетском атаманстве» очень осторожно, вместе с тем указы¬вал на то, что «атаман» ни в коем случае не должен переступать рамки установленных в корпусе порядков. Да и кадеты просто не имели права «заигрываться». Ведь возраст воспитанников, напоминал генерал, 19—20 лет, а к выпуску многим уже будет по 21 году.
В 1923/24 учебном году улучшилось преподавание русского языка и математики, к тому же обучаемые успешно осва¬ивали сербский язык. Председатель экзаменационной комиссии (1924 г.) Иосиф Чичин остался доволен состоянием дел в учебном заведении. В докладе министру просвещения он отмечал: «Судя по результатам экзаменов, корпус отвечает самим строгим требованиям. Здесь обучают различным ремёслам, драматическому искусству, пению. Кадеты здоровы, румяны, хорошо упитаны. Дисциплина строгая, отношения руководства корпуса с питомцами отеческие. Обучение проводится на строго научной основе, и преподавание ведётся по определённой программе. Результаты видны на экзаменах. Русский язык, литература, история России изучаются хорошо. У наставников следует отметить лю¬бовь к народу и государству».
Когда заканчивалось лето 1926-го, пришла весть об очередной передислокации. И действительно, в сентябре корпус перевели в Боснию, в небольшой городок Горажде. Выделенные вузу несколько зданий были более удобны для обустройства; в одном из них разместились учебные классы, штаб, на верхних этажах — спальни; снова оборудовали театр и лазарет.
Питание на новом месте тоже стало лучше, даже было принято решение выдавать хлеб не порционно, а с лотка. Кадеты могли в столовой есть хлеба сколько угодно, но выносить его и вообще какую-либо пищу из столовой категорически воспрещалось. Директор предупредил кадет, что замеченные в нарушении запрета будут сажаться за отдельный стол, получая уменьшенную порцию.
Летом 1927 года корпус посетил король Югославии Александр I. Он обошёл служебные помещения, классы, спальни, оставшись довольным увиденным.
1927/28 учебный год отмечен появлением в корпусе воспитанников-сербов: из 30 человек 1-го класса их было 8, причём — на два года старше русских соучеников. Были они физически хорошо развиты, непосредственны в обращении, но вспыльчивы и довольно рез¬и в суждениях, однако в корпусе прижились, совершая те же проступки, что и все остальные.
Новый, 1928-й год, начался с коллективного выступления группы кадет 4-го класса. 22 января после обеда они, оказавшись в спальне, стали шуметь, кричать, визжать. Главными зачинщиками явились выходцы из бывшего Сибирского кадетского корпуса и часть примкнувших к ним «донцов». Как потом выяснилось, им просто захотелось «выпустить пар». Отделались бузутёры легко: им «сделали серьёзное внушение».
Наиболее неприятное испытание директору, командирам сотен и офицерам-воспитателям 1-й и 2-й сотен выпало на февраль 1928-го. Всё началось с того, что в конце января из помещения старшего возраста исчез сундук с перепиской кадет, строго соблюдавших традиции. И это похищение «неприкосновенных атрибутов» рассматривалось воспитанниками 8-го класса как «беззастенчивое и грубое покушение на святыни всего корпуса». Первое время они пытались спокойно разобраться в происшествии, но «мирные расспросы о пропаже» сундука не вернули. После этого и произошли стычки между кадетами 8-го и 7-го классов, причём первые из них, отказавшись идти на уроки, собирались в коридоре группами, бурно обсуждали сложившуюся ситуацию, не реагировали на замечания воспитателей. Только появление директора заставило их отправиться на занятия.
Чтобы не допустить массовой драки, директор, командиры сотен и офицеры-воспитатели в присутствии кадет осмотрели их личные вещи, находившиеся в прикроватных тумбочках. При этом были изъяты кастет, железная пластина, шесть дубинок, пять финских ножей.
Сундук с кадетскими реликвиями так и не был найден, и его исчезновение осталось тайной до конца существования корпуса. В течение нескольких заседаний педагогический комитет вынужден был обсуждать различные выходки «обиженных и ущемлённых стариков», допускавшиеся ими в дни поиска злополучного сундука.
Ещё одну «проверку начальства на выдержку» устроил 4-й класс, организовав для преподавателя физики и химии полковника А.А. Христиановича «бенефис». Заслужил тот публичное осмеяние, по мнению организаторов акции, своей непомерной требовательностью: за контрольную работу 31 кадету он выставил неуды, и только 4 кадетам положительные оценки.
Державная комиссия потребовала от директора раз и навсегда ликвидировать в корпусе неформальную организацию кадет. Выступая на заседании комитета, генерал Перрет подчеркнул: «Существующие в кадетских корпусах организации воспитанников, возглавляемые отдельными кадетами, наносят вред как делу воспитания, так и проведению внутренних мероприятий начальства по установлению необходимого порядка... Кадетские организации в своих стремлениях к самодеятельному и взаимному надзору за исполнением правил, установленных самими воспитанниками, хотя в некоторой части и исходят, с их точки зрения, из добрых побуждений, тем не менее не могут удержаться в должных границах, а увлекаются соблазном власти, часто стремлением распространить своё влияние на сферу прав педагогического персонала. В своём стремлении к закреплению своих прав названные организации иногда не отказываются от борьбы с корпусным начальством и склонны предъявлять ультимативные требования, опираясь на сопро¬тивление поддерживающих их кадет».
В конце концов педагогический комитет постановил признать существующие ученические организации в учебных заведениях невозможными, недопустимыми и подлежащими запрещению. При этом меры по их искоренению решили провести одновременно во всех вузах, о чём и ходатайствовать перед Державной комиссией. Комитет посчитал необходимым исключить из корпуса наиболее активных членов кадетской организации и запретил проведение всяческих собраний, церемониалов, парадов, связанных с «неформальными традициями». Одной из самых строгих мер явился запрет на поступление в высшие учебные заведения Югославии выпускников кадетских корпусов, замешанных в деятельности «вредных организаций».
Несмотря на сложные испытания, через которые пришлось пройти в это время руководству корпуса и кадетам, учебный год завершился с заметным улучшением общей успеваемости, а также спортивными достижениями. Образцово, например, было поставлено преподавание физкультуры, что ставилось в заслуги полковнику Гану. Особенно хорошо были организованы занятия по фехтованию и гимнастике, благодаря чему кадеты, участвуя в различных соревнованиях, неизменно добивались высоких результатов. С большой любовью воспитанники относились к рисованию, поскольку его преподавали настоящие энтузиасты своего дела, истинные художники, например М.М. Хрисоногов. Под их присмотром кадеты уходили летом на два-три дня в поисках интересной натуры, возвращаясь с листами набросков для будущих картин. В корпусе регулярно устраивались художественные выставки, в которых принимали участие все желающие, приглашённые жители Горажде.
Накануне рождественских каникул 1928 года вновь дала о себе знать «кадетская организация». В середине декабря не до конца ликвидированный «войсковой круг» принял решение перевести на «красное положение», т.е. бойкота, директора корпуса, офицера-воспитателя 2-го отделения 7-го класса полковника В.Н. Рещикова и войскового старшину 5-го класса Б.В. Суровецкого, распространив затем «репрессии» на всех офицеров-воспитателей. Причиной, вызвавшей такой «казацкий выпад», было «предвзятое отношение» к кадету Василию Новожилову, строго наказанному за дерзость в объяснениях с наставником.
Педагогический комитет в течение нескольких дней рассматривал на своих заседаниях сложившуюся в корпусе ситуацию. Кадетам было объявлено, что, если они не откажутся от бойкота, руководство примет следующие меры: лишит благотворительных выплат в размере 200—225 динар выпускников 1929 года; обеспечит выдачу им обмундирования из расчёта 1000 динар на кадета вместо 1600; всех кадет 7-го класса, принимавших участие в беспорядках, оставит без студенческих стипендий и права на поступление в военную академию; временно удалит из корпуса группу кадет, руководивших беспорядками, с правом держать экзамены в конце учебного года; исключит из корпуса отдельных кадет по представлению офицеров-воспитателей.
Во второй половине августа 1929 года во все кадетские корпуса поступило постановление учёного совета, которым во исполнение предложения Державной комиссии двухлетней давности предусматривалось слияние Крымского кадетского корпуса с 1 -м Русским кадетским корпусом, при этом часть воспитанников первого из них переводилась во 2-й Русский императора Александра III Донской кадетский корпус. Державная комиссия внимательно следила за учебным процессом в нём и весной 1931 года в одном из своих директивных писем отметила, что уровень знаний по русскому языку в старших классах корпуса не может быть признан удовлетворительным. Обращалось внимание и на «слабо развитое внеклассное чтение». Многое, конечно, объяснялось тем, что большинство кадет считали русский язык предметом второго плана, поскольку он был не нужен при поступлении в высшие учебные заведения европейских стран. Директор, преподаватели и офицеры-воспитатели стремились убедить кадет в том, что они прежде всего русские люди, что знание родного языка им просто необходимо. Инспектор классов призвал преподавателей усилить требования к изучению столь важного предмета: организовать внеклассные чтения, регулярно задавать на дом короткие стилистико-грамматические упражнения, усилить практику использования русского языка, проводить дополнительные занятия. В результате годовой учебный план был выполнен полностью, кадеты к внеклассному чтению стали относиться значительно серьёзнее. В их читательских билетах появились наименования книг Пушкина, Григоровича, Гоголя.
Дисциплина тоже вошла в норму, и лишь в младших классах допускались мелкие нарушения.
1933/34 учебный год, казалось, не предвещал никаких изменений, однако летом Державная комиссия приняла решение с 1 августа 1933-го 2-й Русский императора Александра III Донской кадетский корпус закрыть, а его воспитанников перевести в 1-й Русский великого князя Константина Константиновича кадетский корпус. При этом генерал Перрет вышел в отставку и переехал в Белград. Там он имел на окраине города киоск, где занимался продажей газет, журналов, табака, папирос, спичек. Как отметил воспитанник вице-урядник 35-го выпуска В.С. Данилов, Е.В. Перрет никогда не жаловался на свою судьбу и был всегда рад встречам со своими бывшими подопечными. Иногда с улыбкой говорил: «Ну, что же, голубчик, получилось по "Звериаде" — "директор спичками торгует!"».
* О подробностях эвакуации и пребывания этого учебного заведения за рубежом см.: Воен.-истор. журнал. 2010. № 6. С. 59-63.
** В это время ещё существовал и Донской императора Александра III кадетский корпус. находившийся в Измаилии
*** Королевство СХС — Королевсвтво сербов, хорватов и словенцев, получивашее в 1929 году название «Югославия».
**** Так в документе.
Источник: "Военно-исторический журнал", №8, 2010 год
